ГРЕНДЕЛЬ

В самый темный час весенней ночи Грендель появился возле Хеорота, как это случалось уже не однажды, поднявшись из своего логова, прошагав по топким болотам сквозь туманы, которые, казалось, так и тянутся вслед за ним при бледном свете луны. Грендель, Бродящий-в-Ночи, Тень Смерти.

Ч. Кипенг. Беовульф, 1961

Он подошел к парадному крыльцу и принюхался. Почувствовав запах человека, он обнаружил, что дверь, которая специально для него всегда стояла настежь, в этот раз заперта и закрыта на засов. Зарычав от злобы, что кто-то из людского рода посмел попытаться не впустить его, Грендель приставил ладони к доскам и, надавив на них своими когтистыми ручищами, вышиб дверь.

И как бы ни было темно в Хеороте, он точно весь заполнился еще более темной чудовищной тенью. Беовульф сначала приподнялся, затем замер, точно онемел. Он никак не мог определить очертаний монстра, а видел только два глаза, в которых мерцал зеленоватый огонь. Отвратительный мертвенный свет его собственного зрения освещал Гренделю людей, которые, по-видимому, спали. Он не заметил одного из них, приподнявшегося на локте.

Ч. Кипенг. Грендель, 1961

С хохотом, заклокотавшим у него в горле, монстр протянул ручищу и схватил юного Хондсцио, который спал ближе других к входу. И, разодрав юношу, напился теплой крови. Затем, пока предсмертный крик юного воина все еще висел в воздухе, он протянул руку за следующим. Но на этот раз рука его была схвачена с такой силой, которую ему ни разу еще не пришлось почувствовать.

В этой хватке таилась сила тридцать мужчин. И в первый раз он, тот, кто приносил страх стольким людям, сам почувствовал его вкус, понял, что наконец-то встретился с равным себе, а, может быть, и сильнейшим.

Это Беовульф, готовый к рукопашному бою, вскочив со скамьи, на которую было прилег, схватил Грендсля за руку. Неодолимый ужас напал на Гренделя, тот самый, который нападает на зверя, угодившего в западню. Он уже позабыл о своей кровавой охоте и только старался освободиться от мощного захвата, ему хотелось одного - скрыться в ночи, в своих смрадных болотах. Он дико завывал, пытаясь вырваться на свободу.

Беовульф, стиснув зубы, призвал на помощь всю свою силу и сжал руку Гренделя так, что трещали кости. Сцепившись, они катались от стены к стене по всему огромному залу. Козлы и лавки переворачивались и ломались с грохотом, когда Беовульф и Грендель натыкались на них. Они перелетали даже через тлеющие в очагах угли, не замечая этого. Казалось, даже стены сотрясаются и стонут, и толстые бревна готовы вот-вот раскатится в разные стороны. Все это время Грендель рычал и кричал во все горло, а Беовульф сражался молча, и было только слышно, как тяжело он переводит дыхание.

Снаружи даны со страхом прислушивались к шуму и грохоту, который, казалось, вот-вот разнесет Хеорот в щепки. А в зале геаты повскакали с лавок, на которых спали, схватившись за мечи, забывая, что они бессильны против нечести. В темноте, освещенной только злобным светом гренделевых глаз, они не решались размахивать мечами, чтобы ненароком не поранить своего вождя. Но если кому-нибудь и удавалось исхитриться и ткнуть чудище мечом, лезвие соскальзывало с его зачарованной шкуры, точно она была покрыта драконьей чешуей.

Наконец, когда в Хеороте уже не осталось ничего целого, кроме стен, Бродящий-в-Ночи сделал последнее отчаянное усилие освободиться.

Но хватка Беовульфа нисколько не ослабла, она была такой же яростной, как и прежде. И все же двое сражающихся разлетелись в разные стороны.

Грендель, с пронзительным криком, шатаясь, направился к выходу, переступил порог, завывая, ударился в бегство и скрылся в ночи. Его рука вместе с плечевым суставом осталась в руках героя, продолжавших ее сжимать.

Беовульф, всхлипывая, пытаясь вдохнуть воздух, опустился на изломанную скамью. Его дружинники собрались вокруг него, зажигая факелы о разбросанные, дотлевающие угли. Все вместе они уставились на то, что Беовульф держал в руках, перекинув через колено.

- Даже нечисть и полдня не выживет с такой раной, - заметил один из них.

- Он мертв, как если бы он лежал тут меж скамьями, - ответствовал Вегмунд.

- В любом случае Хондсцио отмщен, - сказал Беовульф. - Давайте-ка прибьем к стене наш трофей, докажем, что мы не хвастаем попусту и не бросаем слов на ветер.

И вот, торжествуя, они приколотили огромную чешуйчатую руку к потолочной балке над самым помостом короля Хродгара.

Первые слабые лучи солнца уже омывали небосвод над болотами. Почти одновременно с тем, как серая ручища была прибита, в Хеорот вернулись даны. Они ввалились толпой, шумно приветствуя Беовульфа и поздравляя его. В ужасе воззрились они на огромную ручищу. Казалось, что когти на ней до сих пор так и стремятся вцепиться в балку и сдернуть ее вниз.

Многие из данов, потребовав лошадей, отправились по кровавому следу, оставленному Гренделем по пути его бегства через возделанные поля, а затем и через вересковые пустоши, пока не достигли глубоко вдавшегося в сушу узкого морского залива, где у чудища было логово. Там они увидели, как пенится вода меж скалами, как она вскипает поганой его кровью.

Тем временем остальные приводили в порядок Хеорот, чтобы устроить пир, иные, особенно из молодых, боролись друг с другом и затеяли скачки, веселясь. А королевский певец бродил туда-сюда в саду под яблонями, слагая хвалебную песнь в честь Беовульфа. Он собирался исполнить ее вечером на пиру, который на этот раз уже не оборвется с наступлением ночи.

Наконец из своих покоев прибыли Хродгар и королева. Им подробно поведали о ночной битве и показали прибитый к потолку трофей.

- Я надеялся, что сумею повалить Бродящего-в-Ночи на лавку и выдавить из него его поганую жизнь, - сказал Беовульф, потирая израненные плечи. - Но у меня не получилось. Несмотря на всю мою силу он в конце концов вырвался и убежал из Хеорота. Но видите, он оставил мне выкуп за остальное туловище! И думается мне, что даже Грен-дель не выживет с такой раной.

Хродгар долго молча смотрел на руку, потом перевел взгляд на молодого воина, и в глазах его появился блеск, какого давным-давно никто не видел.

- И я думаю так же, - сказал он. - Много горя принес Грендель мне и моему народу. Многих верных и стойких воинов оплакал я с тех пор, как построил Хеорот - зал, который призван был доставлять нам только радость.

- Но теперь горе позади, - сказал Беовульф. - Теперь он и в самом деле будет твоей радостью!

- Да, отныне он будет нашей радостью... И все это - благодаря тебе. Твой отец Экгтеов может ликовать в Валгалле - ты завоевал себе славу. И мать твоя, если она еще жива, может возблагодарить О дина за сына, которого она родила, между прочим, при моем дворе, чтобы он стал победителем и другом в мои престарелые годы. - Хродгар, чуть не плача, обнял Беовульфа за могучие плечи. - С этого дня ты будешь моим сыном по любви, и нет ничего, что бы я дал своим сыновьям и не дал тебе.

Хеорот очистили от следов бушевавшей ночью битвы, вокруг очагов постелили свежий папоротник, были доставлены козлы для столешниц и лавки взамен изломанных, и новые вышивки, принесенные с женской половины, были развешены по стенам. Хитрые узоры и птицы со змеиными хвостами золотом поблескивали с них при свете вновь разожженных огней. Быстро завершались приготовления к пиру, какого еще не видывал Хеорот, даже в самый первый свой вечер.

Хродгар усадил Беовульфа рядом с собой на помосте, а внизу даны и геаты сидели вперемежку и пили из больших рогов за здоровье Бео-вульфа-героя, все громко веселились, замолкая только тогда, когда скальд пел драпу, сочиненную им ранним утром в саду под яблонями.

Когда празднество было в самом разгаре, Хродгар подозвал к себе кое-кого из своих танов.

- Теперь нас гало время подносить дары, - сказал он. - Пойдите и принесите подарки, что я приготовил для героев-геатов. Они их заслужили.

И посланные вышли и вскоре вернулись, сгибаясь под тяжестью драгоценный предметов, которые они сложили сверкающей грудой перед своим королем.

И вот король преподнес Беовульфу великолепное, расшитое золотом знамя, и шлем, и кубок, весь причудливо изукрашенный золотом, и большой тяжелый меч, выкованный в незапамятные времена гномами в темных пещерах глубоко под землей. После этого прямо в зал привели восемь великолепных скакунов. Их подвели к вождю геатоп и попросили его дотронуться рукой до гривы в знак того, что подарок принят. На одном из них - кипенно-белом - было боевое седло самого Хродгара-короля, отделанное золотом и осыпанное красными кораллами и желтым балтийским янтарем.

Каждому из геатских воинов тоже досталось по мечу, не хуже, чем у вождя.

- Четырнадцать мечей, - сказал Хродгар, вручая последнему из во-инов-геатов. - Мне горько, что нет пятнадцатого. Мертвому меч не нужен. Но за Хондсцио, погибшего прошлой ночью - вот это. - И Хродгар подал Беовульфу мешок с золотыми обручьями, приготовленными заранее в этот день. - Вергельд за храбреца для его родных, которые ждут его в стране геатов, куда он никогда не вернется.

- В тот день, когда мы причалим к родным берегам, - сказал Беовульф, - еще до наступления вечера золото короля и его слова окажутся у родных Хондсцио.

И хотя юный воин был отмщен, сердце Беовульфа щемило, когда он присоединил вергельд к своим дарам. Ему было больно от того, что он вернется домой без одного из членов своего братства.

Пока кони еще топтались в зале и потряхивали гривами и всхрапывали, глядя на огонь, занавеси над входом с женской половины раздернулись, как и прошедшим вечером, и королева Велтеов вошла в зал в красной мантии, высоко неся увенчанную золотой короной голову; ее приближенные дамы следовали за ней.

Держа в руках кубок с медом, она направилась к королю и протянула ему, чтобы он выпил медовое питье.

- Ты принес дары своему новому сыну, которого ты принял в сердце свое, - сказала она, улыбаясь. - А теперь моя очередь. Я принесла подарки с нашей женской половины. - Она повернулась к Беовульфу и ему тоже поднесла медовую чашу. - За то, что ты сделал для нас, я лее-лаю тебе оставаться таким же отважным и всеми любимым, до скончания твоих дней. Мои сыновья стали твоими братьями. Будь же им и ты братом и другом, если придет беда, потому что лучшего друга им не найти во всем мире.

Затем она взяла у женщины, сопровождавшей ее, два золотых браслета, которые могли быть достойны любого тана, и кольчугу из таких тонких колец, что она свисала у нее с руки, как шелк, и мерцала живым серебром, точно кожа лосося. И, наконец, осыпанный драгоценными камнями воротник старинной работы, какого Беовульф никогда не видел и о каком даже никогда и не мечтал. Все это она подарила вождю геатов.

- Беовульф, если вдруг ты обнаружишь, что начал нас забывать, надень это, чтобы помочь своей памяти, - сказала она, застегивая воротник у него не шее.

Беовульф улыбнулся.

- Мне даже и меньших драгоценностей не понадобилось бы в помощь моей памяти о друзьях, которых я нашел при дворе короля Хродгара.

- Это хорошо, - отозвалась королева, - потому что я думаю, что твои друзья при дворе Хродгара долго будут помнить тебя.

Затем, сделав знак женщинам, она скрылась за тяжелыми занавесями так же спокойно и гордо, как и вошла.

Долго-долго продолжалось празднество, и Хродгар-король сам взял у своего барда арфу и пропел те старинные сказания, какие обычно пели воины зимними вечерами, сидя вокруг костров во времена его молодости.

Снаружи уже давно стемнело, но пирующие больше не оглядывались на тени, они поддерживали огонь в очагах, передавали арфу и рога с медом из рук в руки, пока, наконец, их веки не отяжелели и не наступило время сна. Хродгар поднялся с места, и, пожелав своим танам спокойной ночи, удалился в свою опочивальню, где его ждала королева Велтеов. Беовульф и его братья по оружию были препровождены в покои для гостей, специально сооруженное в их честь. А в Хеороте королевские таны легли почивать каждый на своем месте. И у каждого над головой располагалось его оружие и щит из липовой древесины.