НАРИСОВАНО НА СТЕНЕ

В средние, века благородное происхождение герцогов, графов, князей играли чрезвычайно важную роль. Те, кто претендовал на высокое звание, не должен был иметь среди своих предков представителей низших сословий, поэтому таковых находилось совсем немного.

К неблагородным сословиям относились в ту пору не только палачи и их прислужники, живодеры и бродяги, но также и мельники, пастухи, ткачи, соглядатаи, цирюльники. Лица сомнительного происхождения не могли стать горожанами, им запрещалось вступать в гильдии ремесленников и претендовать на какую-либо должность.

В обществе знати эти правила были еще строже, там безупречному происхождению придавалось невероятно большое значение, что временами приобретало черты гротеска.

Величайший немецкий насмешник Ойленшпигель, сам будучи шутом и бродягой, то есть человеком низкого звания, немало смеялся над самомнением и чванством высокородной знати.

Ландграф Хессенский, тучный и тщеславный человек, требовал, чтобы все почитали его благородное происхождение. Он поручил нескольким высокомудрым ученым по всем правилам науки описать ему славных предков и все ответвления его рода. Плодом усилий просвещенных мужей явилось родословное древо, простирающееся до седых глубин древности. Императоры и короли, князья и герцоги - все, кто имел высокий чин и ранг в западных странах, были представлены в списке его прародителей, с полными именами, гербами, перечнем героических деяний. Граф очень гордился своей родословной.

И вот однажды к графскому двору в Марбурге явился незнакомец, с туманным взором, бледным лбом, спрятанным за нависшими волосами. Пришел он в сопровождении двух молодых людей, которых подцепил по дороге. То были бродячие школяры с пустыми карманами, голодные, как молодые волчата.

- Мы славно проведем здесь время, - пообещал им незнакомец, - но с этой минуты прошу не произносить ни слова. А уж, если приспичит, говорите по латыни.

Незнакомец поспешил засвидетельствовать свое почтение ландграфу:

- Специо да Гиветта, иноземный художник, к вашим услугам, милостивый государь!

Последовал низкий поклон, почтительное расшаркивание, край плаща описал размашистый полукруг. Сопровождавшие художника юноши в немой почтительности преклонили колени, что произвело на графа невероятное впечатление. И он спросил чужеземцев, чего они изволят пожелать.

- Мне хотелось бы нарисовать на стене славных предков хессенско-го рода, - уведомил маэстро, - изобразить во всей красоте и величии, если, конечно, будет позволено, всех, всех, каждого отдельно, включая высокородных дам, чьими стараниями и появился на свет блaгopoдный маркграф... Передняя стена рыцарского зала, государь мой, будто создана для такой величественной картины. Я украшу ее в Вашу честь искусными рисунками, выполненными восхитительными красками, для возвеличивания Вашего дома.

Ландграфу понравилось предложение чужеземца. Желательно, сказал он, увидеть картину особого рода - воплощение самой красоты, если можно так выразиться.

- И во что мне это обойдется? - Ландграф Хессенский в отношении цены не особо стеснялся, ибо то был вопрос вопросов. гл. - Возместите мне лишь стоимость превосходных красок, мой государь. - Чужеземец назвал кругленькую сумму. - Что же касается остального, осмелюсь добавить: я - маэстро Специо да Гиветта, рисую с великой радостью ради славы, а не за деньги. Прошу лишь позаботиться о том, чтобы никто мне не мешал во время работы.

Ландграф не замедлил приказать придворным избегать посещения рыцарского зала:

- Остерегайтесь там появляться! Искусство требует, чтобы маэстро не коснулась мелкая суета.

Художник не мешкая приступил к работе. Для начала он приказал своим помощникам перегородить зал занавесом.

- Ваше место здесь, мое - за занавесом, и не пытайтесь туда вторгаться, даже совать свои носы ко мне, иначе я их укорочу!

Студенты, не будучи дураками, сдерживали любопытство. Они ис-. правно мыли кисти, тщательно растирали краски. О пище и питье для мастеров неизменно заботились слуги. Хлеб и вино, рыба, мясо и птица, жареная, вареная, пареная еда все время появлялась на столе - словом, голода и жажды чужеземцы не испытывали.

Прошло одиннадцать дней. Хозяин замка терпеливо ждал. На двенадцатый день ландграф проявил первые признаки нетерпения.

- Как продвигается работа, маэстро? Позвольте на нее взглянуть хоть одним глазком.

- Что ж, так тому и быть! - после некоторого раздумья согласился художник. - Все предки уже собраны на картине - благородные господа и прекрасные дамы во всем их очаровании. Однако есть одно деликатное обстоятельство. Их всех может увидеть во всем великолепии только человек благородного происхождения, без позорных пятен в своей родословной.

- Нас это не касается! - надменно воскликнул ландграф, ударив себя по бедру. - Кто может сомневаться в добропорядочности нашего рода?!

Маэстро Специо да Гиветта низко поклонился, изящным жестом раздвинул занавес и указал на самую большую стену парадного зала. Там, на свежевыбеленной поверхности во все стороны разлетались полосы, нанесенные кистью, и сияли большие и малые круги, пятна, кляксы голубого, зеленого, красного и желтого цвета. Ландграф зажмурился, не поверив собственным глазам. - Вот это Ромул, - торжественно заговорил художник, - а это - Рем, вскормленные капитолийской волчицей близнецы - основатели Рима и твоего благородного рода! За ними следует император Константин, как ты видишь, женатый на Святой Елене. А вот этот человек с мрачным взглядом - король меровингов Хлодвиг. Не забыт также и Карл Великий, и император Отто Первый, Отто Второй, Отто Третий, налицо и все Генрихи, и Фридрихи. А это вот - польский король Казимир, тут - Святой Штефан Венгерский. Все-все твои предки до тридцать шестого колена представлены здесь на картине, включая и тебя, государь мой.

Пока маэстро расписывал славных предков, ландграф Хессенский видел лишь белую стену с пестрыми кругами, разноцветными кляксами и точками. Может, в его роду было что-то нечистое, какие-нибудь позорные факты? Боже мой, какой ужас!

- Прекрасно, дорогой маэстро... Замечательно... Чудесно... - наконец вымолвил несчастный ландграф. - Поистине выдающееся произведение искусства. Нельзя скрывать сей шедевр от моей супруги и моих придворных.

После обеда в рыцарский зал были допущены графиня и все придворные, дамы и кавалеры. Художник с серьезной миной на лице, прежде чем раздвинуть занавес, строжайше предупредил: только люди благородного происхождения, без позорных пятен в родословной, могут увидеть то, что здесь нарисовано. Затем вновь последовали объяснения по поводу изображенных на картине выдающихся личностей.

Благородные рыцари согласно кивали головами, дамы делали то же самое. Ни один из них не осмелился признаться, что он или она не видит ни капитолийских близнецов, ни Отто Первого, Отто Второго, Отто Третьего, всех Фридрихов, Генрихов и прочих достославных основателей Хессенской фамилии. Кто же в состоянии сознаться, что он происходит не из почтенного рода? Да, да, да - то, что чужеземец нарисовал на стене, было искусством искусств, подлинной красотой!

Лишь шутиха графини, о которой было известно, что она - дочь пьяницы и уличной шлюхи, только эта дурочка, весело рассмеявшись, запрыгала и громогласно провозгласила, что не увидела ничего, кроме белой стены, а ней следы кисти и кляксы голубого, зеленого, красного и желтого цвета!

Озадаченный двор молча потянулся к выходу. Разве можно принимать в расчет слова дурочки низкого происхождения?

Немного позже граф вернулся в рыцарский зал. Чужеземец, художник по имени Специо да Гиветта, прихватив деньги, предпочел вместе со своими помощниками скрыться. Правда он оставил на прощанье справа в углу на стене тщательно нарисованное изображение зеркала, на краю которого сидела сова, и два слова по-латыни: «Hiс fuit» («некто»), что означало: здесь побывал Ойленшпигель, величайший плут и насмешник, человек, далеко небезупречного и вовсе неблагородного происхождения, наделенный природным умом и здравым смыслом.