У НАС В ШИЛЬДЕМы, внуки и правнуки, чувствовали себя в высшей степени неуютно в роли дураков, на что были обречены сызмальства. О нашем городке шла дурная слава, и мы, его жители, считались повсюду ослами и чуть ли не идиотами. Нас это чрезвычайно огорчало, и заставляло задуматься о том, как бы перебороть скверную репутацию шильдбюргеров в глазах всего мира.
В ту пору бургомистром Шильды был господин Самуэль Хехельман, по профессии канатчик и мой, скромно о том упомяну, тесть. Как честный человек, для которого благополучие родного города превыше всего, собрал он всех однажды и заявил:
- Вы прекрасно знаете, что чести города Шильды нанесен непоправимый ущерб, мы вынуждены скрывать от всего рода человеческого наш природный ум, унаследованный от мудрых предков, и вот спрашиваю я вас, друзья и соседи, должно ли все так и впредь оставаться?
- Нет! - возопил муж моей младшей сестры, мясник Кальбфель.
- Нет! - вскричал я и прочие сограждане, собравшиеся на рыночной площади.
- Так я и знал, - обрадовался Самуэль Хехельман, с удовлетворением поглаживая бороду.
- Что мы должны для этого делать? - поинтересовался кузнец, а владелец трактира "У красного медведя" добавил: - Скажи же нам, наконец!
- Что нам делать? - повторил мой тесть. - Больше не притворяться шутами, покончить с дурачествами, затеянными дедами, не скрывать впредь подлинную нашу натуру, вновь стать умными. Вот, пожалуй, и все.
- Стать умными, - вздохнул мой двоюродный брат, портной Зибенкэз из переулка Игольного ушка, - как же это сделать?
- Дурацкий вопрос, - усмехнулся бургомистр. - Прежде всего принять такое решение!
- Правильно, - поддержал его столяр Кваст, - примем решение стать умниками, и немедленно. Кто за это предложение, поднимите правую руку.
Я поднял обе. Прочие граждане с воодушевлением поддержали нас. Ни один не высказался против.
- Благодарю вас, - бургомистр растрогался от единодушия шильдбюргеров. - Отныне мы больше не ослы и не идиоты, как это утверждают многие и многие. Честь города восстановлена. Теперь постараемся, чтобы весь мир узнал об этом!
Но как это осуществить?
Я - городской писарь Иеремий Пунктум предложил написать письма во все соседние города и селения примерно такого содержания: "Мы, шильдбюргеры, настоящим письмом уведомляем, что с сегодняшнего дня вновь сделались умными, и настоятельно просим вас отнестись к этому событию с должным пониманием".
Однако мой зять, мясник Кальбфель, не умевший ни читать, ни писать, был другого мнения. Он не видел никакой пользы в подобном письме.
- Лучше доказать наш вновь явленный ум поступками, какими-то деяниями, - предложил он. - Давайте что-нибудь построим, например, церковь или же насыпем вокруг города новый вал, чтобы каждому чужаку, посетившему нас, это сразу же бросалось в глаза.
- Но почему обязательно церковь? - засомневался мой дядя, булочник Зауэрброт. - Возьмем лучше, если уж так хочется строить, да и возведем ратушу! Ратушу!
До сего дня мы обычно собирались под открытым небом, а зимой и в непогоду - в трактире "У красного медведя". Поэтому предложение моего дяди всем сразу понравилось. Лишь "медвежий" трактирщик, по известной причине, этому воспротивился, но мы его победили большинством голосов.
- Итак, решено, - заключил бургомистр. - Строим ратушу. Тогда каждый, кто придет в Шильду, убедится, что мы - разумные люди.
Грандиозные планы созревают, как правило, медленно, но в данном случае мы не желали терять драгоценного времени, и тут же понеслись домой, похватали кирки, лопаты и тачки и сразу же вернулись на рыночную площадь, чтобы незамедлительно начать копать яму для фундамента. И только тогда вспомнили, что наше усердие преждевременно, так как у нас отсутствовал план строительства или на худой конец, хотя бы рисунок. Так как в Шильде имелся свой кузнец, столяр, булочник, мясник и другие ремесленники, однако не было ни одного строителя, предстояло добывать рисунок либо чертеж на стороне.
- Лучше всего послать двух гонцов в столицу, - предложил бургомистр. - Уж там-то они точно найдут строителя, который сделает проект ратуши, достойной города Шильды. Что это означает? Наша ратуша должна быть красивой. И, заметьте, непохожей на другие ратуши. А главное - недорогой!
Выбор пал на меня и моего крестного - столяра Кваста. На следующий же день мы отправились в столицу.
 |
Иллюстрация из книги "Старая Англия", конец XIX в.
|
- Могу набросать вам чертеж ратуши, красивой и непохожей на другие, - согласился первый же строитель, которого мы отыскали. - Однако сразу предупреждаю: это будет не дешево.
И он назвал сумму, от которой у нас задрожали колени.
Второй строитель тоже оказался неподходящим.
- Если вы хотите дешевую ратушу, - сказал он, - я сделаю вам чертеж, однако не удивляйтесь, она будет простенькой, как тысяча других ратуш.
Мы не хотели возвращаться в Шильду несолоно хлебавши и потому навестили еще дюжину строителей. Увы, все они нас разочаровали.
- Или дешевая ратуша, - утверждали мастера, - или необычная. Одно с другим не вяжется.
Лишь последний мастер, к которому мы, усталые, приплелись, не стал кормить нас рассуждениями о красоте и дешевизне. Он был молод и имел светлую голову на плечах.
- Мне нравится эта идея, - воскликнул юный строитель после того, как мы изложили свою просьбу.
- Наконец-то требуется что-то новое и необыкновенное. Сколько вы заплатите за набросок?
- Ну, скажем, пятнадцать гульденов, - предложил столяр Кваст.
- Дайте тридцать, и уже послезавтра получите рисунок.
- Двадцать,- уступил я.
- Двадцать пять, - запросил строитель.
- Ладно! - воскликнул мой крестный. - Мы не скряги. Двадцать три и по рукам!
На том и порешили.
Через два дня рисунок был готов. И что за рисунок!
- Ратуша в Шильде, как вы видите, будет о трех углах, - пояснил мастер, - то есть необычная ратуша. Обычные бывают по меньшей мере четырехугольные. К тому же она не влетит вам в копеечку, поскольку вы станете строить ее сами, без посторонней помощи. Вам нравится?
- Да! - в один голос воскликнули мы, очарованные рисунком. - Еще бы! Ратуша о трех углах, такой на всем белом свете не сыщешь!
Мы поблагодарили умницу-строителя и выдали ему оговоренную сумму. Крестный спрятал рисунок за пазуху. Теперь, с сознанием выполненного долга, можно было мчаться домой.
Происшествие на опушке леса должен я вам непременно описать. Оно лучше всего демонстрирует, что истинный шильдбюргер, не страшась усилий и жертв, всегда готов защитить честь родного города. То, что случилось со мною и моим крестным Квастом по дороге домой, могло произойти и с "медвежьим" трактирщиком или кузнецом, да и с остальными жителями шильды. Они тоже, очутись в таком положении, действовали бы, как мы. Даю голову на отсечение!
Соседний с Шильдой городок назывался Крэевинкель. Между нами и жителями этой мусорной ямы не было вражды, но и добрососедских отношений тоже не существовало, ведь крэевинкельцы вечно нас задирали, а мы всегда были начеку: коварство соседей казалось нам беспримерным.
Дорога, по которой мы с крестным ехали, вела через лес. Лес с правой стороны принадлежал нашему городу, с левой - крэевинкельцам.
- Слышишь, как кукует кукушка? - спросил меня крестный, когда мы уже проехали пол-леса.
- Да, слышу.
- Правда же, она кукует громко и очень красиво? Какой у нее дивный голос! По одному только голосу можно определить, что это наша кукушка!
- А как ты догадался? - решил уточнить я.
- Потому что она кукует справа, - поучительно объяснил крестный. - Да и сразу ясно, что это шильдская кукушка, потому что крэевинкельская кукует не так громко.
- И не так искусно, - добавил я.
Мы замолчали, наслаждаясь кукованием. И тут, как бы в насмешку, вдруг закуковала вторая кукушка, на этот раз с левой стороны леса. Крэевинкельская! Мы онемели. Птица превосходила своим криком шильдскую кукушку! Я посмотрел на крестного, крестный - на меня. И мы без слов поняли друг друга.
- На карту поставлена честь нашего города! - взволнованно воскликнул столяр. - Мы не позволим, чтобы эта мерзкая птаха победила нашу кукушку!
Мы мигом спешились. Крестный кинул мне поводья.
- Привяжи коней и приходи на подмогу.
И стал взбираться на ближайший дуб, крича во все горло: "Ку-ку-ку-ку-ку!".
Привязав животных, я полез вслед за крестным, и мы закуковали вдвоем. Крэевинкельская бестия не умолкала. Мы с крестным разозлились не на шутку и продолжали оглашать лес громким кукованием. В криках прошло не менее получаса, и вдруг я увидел внизу что-то страшное. Мой гнедой, сорвавшись с привязи, ускакал. А окровавленный рыжий жеребец крестного, фыркая, катался по земле. В его шею, с ужасом заметил я, вцепился волк.
- Крестный! - закричал я в испуге. - Перестань куковать, волк! Волк!
- Заткнись! - прикрикнул на меня столяр.
- Но ведь конь...
- Не важно, - буркнул крестный. - Честь города Шильды важнее!.. Ку-ку-ку!
И мы из любви к нашему городу бросили коня на произвол судьбы.
Крэевинкельская кукушка по-прежнему надрывалась. Однако в течение следующего получаса мы объединенными усилиями одержали над нею верх. Кукушка замолчала. Не выдержала, значит, сдалась.
С сознанием выполненного долга мы слезли с дуба. Тем временем волк, утолив голод, смылся.
- Бедный мой конь! - Кваст с печалью склонился над кровавыми останками. - Я бы тебе помог, кабы была возможность!
Мы взяли седло, ремни, остатки уздечки и поспешили домой.
Между тем мой гнедой сам нашел дорогу. С громким ржанием, весь в мыле, прискакал он в город. Сограждане почувствовали неладное.
- Бога ради, скажите же, что случилось? - кинулись они к нам с расспросами.
Мы с гордостью доложили о происшествии в лесу. Когда рассказ подошел к концу, мой тесть Самуэль Хехельман одобрительно произнес:
- Браво, браво! Вы достойно отразили атаку на честь нашего города... Стоимость твоего рыжего, - продолжал он, обратись к крестному, - мы возместим из городской казны, но прежде хотел бы я знать, как обстоит дело с чертежом ратуши?
Привезенный нами рисунок имел успех. Даже "медвежий" трактир щик и тот похвалил его:
- Замечательно! Против ратуши о трех углах при всем желании невозможно возражать!
На следующий день спозаранку мы приступили к подготовительным работам - разметили площадку и натащили все необходимое: обожженный кирпич, лестницы, творило с раствором, ведра и лопаточки, кровельную дрань, крупный и мелкий песок, пару повозок гашеной извести и многое-многое другое.
Дело было за бревнами.
Бревна мы добыли в лесу. Отправились все скопом в долину, что за горой, и валили целую неделю деревья, а когда стволы были очищены от веток, и коры, мы, поплевав на ладони, взялись за переноску тяжелых бревен в Шильду.
- О, если бы гора была хоть чуть-чуть пониже! - стонал мой двоюродный брат, портной из переулка Игольного ушка.
- От твоих стенаний она не сделается ниже, - буркнул кузнец, - а __ от ругани тем более. Вот если бы у нас был сейчас такой самострел, чтобы в него заложить бревно и пальнуть им до самой рыночной площади!
По его совету мы принесли ломы и веревки и с их помощью перетащили бревна на гору, оттуда, передохнув, с таким же трудом тащили их вниз по склону.
Немало пришлось нам покряхтеть, посопеть да попотеть, покуда перетаскали все бревна, кроме одного - последнего, самого толстого и тяжелого.
Взялись мы за него всей артелью, поднимали, поднимали, перекатывали, подталкивали его и с великими усилиями достигли верха горы. Отдышавшись, отерли пот и начали спуск по склону. Но тут то ли недоглядели, то ли веревка перетерлась, а только бревно выскользнуло из наших рук и само без всякой подмоги запрыгало по горе, докатилось до места и легло рядом с остальными.
- Этакая сообразительность - и у кого же? У неотесанного бревна, - ругнулся бургомистр. - Ну и чудаки же мы, что на своем горбу эти кругляки с горы таскали! И ведь никто из нас не смекнул, что с горы-то они и сами покатятся!
- Ты думаешь, если у одного бревна это получилось, то и другие тоже смогли бы с горы скатиться? - спросил "медвежий" трактирщик.
- Разумеется, - горячо откликнулся бургомистр. - Но и мы не дураки, накажем этих лентяев! Раз-два взялись! Втащим обратно весь строевой лес на гору, а уж оттуда пустим бревнышки самоходом и налюбуемся, как они сами под горку катятся.
Вновь поплевали мы на ладони и потащили груз наверх все-все бревна, за исключением одного - которое само скатилось.
- Этот кругляк мы оставим, - заметил мой тесть. - Он вел себя достойно!
Сопя и фыркая, тянули мы груз наверх и если перед тем изрядно попотели, перетаскивая его вниз, то теперь и вовсе уморились. Кое-как все же подняли все бревна на гору.
- Вот видите! - громогласно произнес бургомистр, опершись на стволы, как на кафедру. - Мы, шильдбюргеры, не позволим себя провести! Если кто-то из вас подумал, что мы проделали бесполезную работу, то он ошибается. А ну-ка, вы, легфвые бревна, напрягитесь!
И мы дали каждому кругляку хорошего пинка. До чего же любо было смотреть, как они катятся, да подскакивают, а мы при этом даже пальцами не пошевелили и радовались до чертиков. Неужели после этого найдется хоть один человек, который станет сомневаться в нашем уме?!
Как заправские каменщики и плотники приступили мы к строительству. Все жители города участвовали в работе, ни один не прятался за спиной соседа, потому-то и построили ратушу намного раньше, чем рассчитывали. От первого взмаха лопаты до последнего удара молотка прошло всего четыре недели и тринадцать дней, включая воскресенья.
Так велико было рвение, что ни у кого не нашлось времени, чтобы свериться с чертежом. А, собственно, для чего? Мы сунули его под пустую бочку из-под извести и строили ратушу по памяти.
А когда стройка завершилась и предстояло ее торжественно освятить, пришлось пережить неприятный сюрприз. Еще и сегодня у меня от этого воспоминания волосы встают дыбом.
Однако по порядку. Мы, мужчины города Шильды, собрались в тот торжественный день на рыночной площади, все, как один, разумеется, в праздничной одежде и в шляпах. Над дверью ратуши, пока еще закрытой, висел украшенный цветами плакат "Добро пожаловать!"
Плакат написал я, торжественную речь произнес наш уважаемый бургомистр, Самуэль Хехельман. К сожалению, не все мне запомнилось в его речи. Достоверно одно - то было прекрасное, громкое и длинное обращение к землякам, достойное того, чтобы его записать.
- Итак, многоуважаемые сограждане, - заключил бургомистр, - переступим же порог
этого прекрасного строения и ощутим величие мгновения! В ратуше города Шильды,
я надеюсь, и всем сердцем того желаю, во все времена будет сиять свет мудрости,
так же блистательно и ярко, как сегодня светит солнце.
 |
Парментье. Иллюстрация из "Исторического альбома"
Париж, 1909
|
- Ура! - закричали горожане и замахали шляпами. Затем вышел вперед наш славный
кузнец, который вынул из кармана тяжелый ключ и открыл им дверь.
Однако только мы вошли в ратушу, как порыв ветра эту дверь за нами захлопнул. Буме! И мгновенно смолкло веселье, а мой любимый двоюродный брат, портной Зибенкэз в ужасе закричал: "Братцы, помогите! Я ослеп! Ничего не вижу!"
Все остальные тоже ничего не видели. В ратуше царила кромешная тьма. Здесь не сиял свет мудрости или какой-либо другой свет.
- Назад! - приказал бургомистр. - Возвращаемся на площадь!
В темноте мы ринулись к выходу, но не находили его, тыкались во все углы, набивая себе синяки и шишки. В адской суматохе и толкотне можно было различить лишь отдельные стоны: "Ой-ой-ой, мой нес!" "Отпусти мое ухо!"
Кто-то так ударил меня по йоге, что я услыхал пение ангелов. Потом другой недотепа схватил меня за горло и что было сил его сдавил. Ну, я тоже не дурак и дал грубияну ответного пинка. Могло так случиться, что мой сапог угодил в невиновного.
Наконец кому-то удалось открыть дверь, мы очнулись от игры в слепую корову и выбрались на улицу.
Святый Боже! Как же мы выглядели! У кузнеца из носа текла кровь, у бургомистра наливался синяк под глазом. "Медвежий" трактирщик хромал, мясник не досчитался коренного зуба. Не было ни одного нетравмированного шильдбюргера, ни единого человека, который бы не стонал или не бранился.
- Помогите! -душераздирающе кричал портной Зибенкэз. - Помогите же в конце концов! Я, несчастный, совсем ослеп! Спасите меня!
Помочь ему было нетрудно. В свалке кто-то ударил его по голове, и шляпа съехала портному на глаза. Я сдвинул ее на затылок. Готово дело - портной прозрел!
- Слава Тебе, Господи! - возликовал он. - Благодарю Всевышнего зато, что вновь обрел зрение!
Мы оставили его наедине со своей радостью, а сами обратились к более важным вещам.
- В чем же загвоздка, - размышляли мы, - почему в нашей прекрасной ратуше нет света?
Очевидно, при строительстве была допущена ошибка, которую торопях не заметили. А какого рода ошибка, никто установить не мог.
- Достаньте же чертеж, - догадался наконец бургомистр.
Помнится, мы его сунули под пустую бочку. Он, конечно, никуда не делся. И впрямь, чертеж так и лежал под бочкой, только его полностью разъела известь.
- Утешьтесь, дорогие сограждане, - первым опомнился мой зять Кальбфель, - не нужна нам эта мазня, и без нее мы впустим в ратушу свет. Разве мы не умные шильдбюргеры?
Тьма египетская, как известно из Библии, царила три дня. Мы надеялись, что и в нашей ратуше по прошествии трех дней тьма развеется. Однако и на четвертые сутки там было так лее сумрачно, как и прежде.
- Тут дело нечистое, - высказался мой двоюродный брат, портной Зибенкэз. - Дом заколдован!
- Не надо подозревать худшее! - попытался успокоить его бургомистр. - Возможна и другая причина.
- Но какая? - задумался мой дядя, булочник Зауэрброт.
- Кабы я знал... - вздохнул бургомистр. - Давайте спокойно все обдумаем.
Стали мы совещаться, высказывали разные предположения, обсуждали их. Время шло. В конце концов попросил слова мой зять, мясник:
- Дорогие сограждане, сравним нашу ратушу с моим котлом для варки колбас. Как бывает мой котел пуст по утрам, так же пуста и наша ратуша. В котле отсутствует вода, в ратуше - свет. Ухватываете мысль?
- Разумеется, - от нашего имени заверил его бургомистр. - Однако продолжай.
- Если я хочу заполнить котел, то иду к колодцу за водой, воду я выливаю в котел, и так проделываю три-четыре раза. Усекли?
- Что касается котла для варки, мне все понятно, - высказался булочник. - Вопрос только в том, какое отношение твой котел имеет к нашей ратуше?
- Терпение! - снисходительно усмехнулся мой зять. - Как я наполняю свой котел водой, точно так же мы должны заполнить нашу ратушу светом. Ничего нет легче, по-моему мнению. Сегодня в полдень, когда солнышко ярче всего, наполним светом все-все горшки, кувшины и ведра.
- Ну, - прервал его бургомистр, - и что же дальше?
- Внесем их в ратушу и вытряхнем. Будем носить, пока не заполним все помещение светом.
- Ты прав, прав, дружище, - закричали шильдбюргеры. - Нанесем в ратушу побольше света!
Солнечный свет в тот день царил над городом. Сразу же после еды м, все потянулись с корзинками, ведрами и горшками на рыночную площадь. Мой крестный волок тележку, кое-кто из сограждан катил пустые бочки. Булочник тащил деревянное корыто, а мой зять - котел. Самые смышленые, вроде меня и моего крестного, вооружились еще и лопатами и вилами, чтобы с их помощью побыстрей наполнять посудины.
Рыночная площадь оживленно гудела. В одном конце люди сгребали свет лопатами, в другом, уже нагруженные, несли всевозможную утварь в ратушу. Крестный хлопотал над тележкой, мясник кряхтел под тяжестью котла, а булочник всех подбадривал:
- Накидывайте мне в корыто побольше света, видите, там много места.
Трудились мы часа два, не разгибая спин, а потом решили чуть прерваться.
- Может, посмотрим, - предложил бургомистр, - чего мы уже добились.
- Правильно! Давайте посмотрим, - обрадовались все и затопали в ратушу. Увы, там по-прежнему, как в склепе, властвовала тьма. Все немного приуныли.
- Пропади ты пропадом! - ругнулся мясник. - Не иначе, как свет от нас сбежал!
- Боюсь, мы были не осторожны, - высказал предположение Зибенкэз. - Как вы считаете, не надо ли нам перехитрить свет, другими словами: поймать его!
- Поймать? - в один голос переспросили кузнец и "медвежий" трактирщик. - Как это?
- Сейчас увидите!
Портной побежал домой, а когда вернулся, что вы думаете, нес в руке? Мышеловку!
Он поставил ее на пол и подождал, пока через открытую дверь на нее упадет солнечный луч. И тогда, раз! - одним движением руки защелкнул дверцу и нырнул внутрь ратуши.
- Ох, и хитрец этот мастер Зибенкэз! - похвалил его бургомистр. - Какой трюк придумал!
Однако и уловка с мышеловкой ничего не дала. Ратуша не осветилась и несомненно оставалась бы вечно темной, пока судьба не послала нам спасителя. Нежданная помощь подоспела в тот же вечер. Она явилась в облике странствующего подмастерья.
Он увидел, как мы удручены темнотой в ратуше и осведомился, что же произошло. Пришлось поделиться с ним своими заботами.
- Ну, скажи же, ведь есть от чего прийти в отчаяние! - заключил наши жалобы бургомистр. Подмастерье осмотрел ратушу со всех трех сторон и незамедлительно спросил:
- Сколько вы мне заплатите, уважаемые господа, если я выручу вас? Мы предложили ему пятнадцать гульденов. Гость запросил двадцать.
- Ладно, - согласился бургомистр. - Если ты, конечно, сможешь осветить ратушу! Только скажи, что нам делать?
- Для начала дайте мне поужинать, - потребовал подмастерье. - И выделите место для ночлега, сейчас уже поздно что-либо предпринимать. Утро вечера мудренее.
Мы ответили его в трактир. Трактирщик за счет городской казны накрыл стол и приготовил самую вкусную еду: фасолевый суп со шкварками, жареную курицу с тушеной капустой. К сему присовокупил крепкую настойку и тарелку миндальных орешков. Гость не пренебрег лакомыми кусками. Он ел и пил, пока не отяжелел.
 |
Средневековая немецкая гравюра
|
Трактирщик приготовил для него лучшую комнату, и парень выспался, как у царя за пазухой. Лишь в полдень гость соизволил подняться. А мы, шильдбюргеры, уже спозаранку поджидали его.
Дайте сначала позавтракать, - крикнул нам подмастерье через окно, - тогда я к вам и выйду.
Он съел за наш счет глазунью из четырех яиц, семь булочек с медом и сладкий мусс. Больше ничего уже не мог в себя впихнуть. И тогда вышел на улицу.
- Слава Богу, наконец-то ты появился! - приветствовал его бургомистр. - Все уже сгорают от нетерпения.
И мы вместе зашагали к ратуше. Там подмастерье, преисполнившись важности, изрек:
- Ежели вы, уважаемые шильдбюргеры, и вправду желаете видеть свет в ратуше, тогда выполняйте, что я велю, а именно разберите крышу! Вот вам мой совет. Отдайте мне за него двадцать гульденов.
Деньги ты непременно получишь, но только, когда мы убедимся в твоей правоте, - ответил ему мудрый бургомистр. - Сначала разберем крышу и посмотрим, поможет ли это. Если поможет, получишь оговоренную сумму, а если нет, сохраним свои денежки при себе.
Да-а-а, наш бургомистр выказал не только ум, был он еще и опытным коммерсантом!
Мы принесли лестницы и разобрали крышу до последней черепицы. А когда закончили, подмастерье сказал:
- Теперь убедитесь в том, что мой совет был дельным.
Вошли мы в ратушу и увидели свет. Солнце проникало сквозь стропила и освещало все углы. Как же мы радовались, смеялись, кружились, взявшись за руки, вокруг подмастерья, славили его на все лады!
- Вот тебе деньги, - сказал, отдышавшись, бургомистр, - своим советом ты нам здорово услужил, и мы тебе очень благодарны. - А я из благодарности хочу сделать тебе предложение, - не замедлил влезть в разговор "медвежий" трактирщик. - Оставайся у нас в Шильде! Будь нашим гостем, сколько захочешь. Тебе у нас будет так же хорошо, как королю во Франции!
- Да, да, будь нашим гостем! - поддержали его все шильдбюргеры. Ну, а подмастерье? Он схватил свои деньги и вдруг заторопился.
- При всем моем желании не могу воспользоваться вашим приглашением. Мне нужно идти дальше. Будьте здоровы, уважаемые господа! " Все пожелали подмастерью счастливого пути и отпустили его. Мы еще не догадывались, почему парень так быстро дал деру.
Светлая ратуша радовала нас ровно три дня. На четвертый день погода испортилась. Когда шло заседание в ратуше, пошел дождь, мы жутко испугались и отчаянно промокли.
- Ну, что это за ратуша, в которой льет, как из ведра! - возмутился бургомистр. - Уж лучше сидеть в темноте, оставаясь сухим, нежели все видеть и промокать!
Мы тоже так думали. И потому вновь накрыли крышу черепицей, понимая, что ратуша опять погрузится во тьму. Да, мы потеряли надежду и, скрипя зубами, покорились судьбе.
Как я уже говорил, мы смирились со тьмой и брали с собой свечи на каждое заседание в ратуше.
Поскольку я, как городской писарь, должен был иметь свободными руки для письма, то однажды решил прикрепить свечу на поля шляпы. Это произвело на сограждан такое неотразимое впечатление, что они тут же последовали моему примеру.
- Считаю это не только целесообразным, - заявил мой тесть и бургомистр, - но и в высшей степени возвышенным.
И в самом деле, когда мы собирались в ратуше, каждый со свечой на шляпе, то имели чрезвычайно одухотворенный вид. Казалось, будто от нас, говоря словами моего тестя, исходит свет мудрости. Все реже и реже мы задавались вопросом, почему же темно в нашей ратуше, потом и вовсе перестали его касаться.
И однажды произошло чудо.
Я уже позабыл, о чем мы тогда совещались. Должно быть, то было мудреное дело, по крайней мере наше заседание, корпение и потение затягивалось. Свечи отекали и догорали. И вдруг нежданно-негаданно шляпа моего зятя загорелась.
К счастью, Кальбфель, не мешкая, сбросил шляпу на пол и стал топтать ее ногами, пока не погасил огонь. И хотя он быстро расправился с пламенем, в ратуше повис дым и пошла невыносимая вонь. Глаза у всех заслезились, мы кашляли, кряхтели, плевались, зажимая носы.
- Воздуха! Воздуха! - задыхался бургомистр. - Почему не откроете окна? - И первым кинулся впустить свежей воздух и не нашел ни одного окна! Только сейчас мы заметили, что в нашей ратуше окна отсутствовали!
- Как так! - удивился "межвежий" трактирщик. - Мы что, в пылу строительства забыли про окна?
- Должно быть, так и случилось, - пробурчал бургомистр, задумчиво скребя затылок. - Но кто может нас в этом упрекнуть, - продолжал он, утешаясь, - когда строишь по памяти, и не такое случается... Во всяком случае теперь мы знаем, где собака зарыта. В любом доме без окон, само собой разумеется, не будет света, и даже в ратуше славного города Шильды!
- Следовательно, надо с этим покончить! - твердо заявил кузнец, человек скорый на решения. - И построить новую ратушу!
Бургомистр, тяжко вздохнув, кивнул, мы тоже согласно покивали. Лишь мой крестный - плотник Кваст бурно возразил:
- У вас не все дома! Вы, что, собрались снести прекрасную ратушу? Ну, просто курам на смех!
И тут он достал молоток с зубилом и не медля прорубил дыру в стене. О чудо! Что же мы увидели? Через отверстие в ратушу проник свет. Дневной свет!
Теперь все стало на свои места, мы разбежались по домам, похватали инструменты и не откладывая в долгий ящик, принялись прорубать отверстия в ратуше. Всяк свое. Как же летели во все стороны куски штукатурки, известь, осколки кирпича! Каждый прорубил для себя окно на собственный вкус: кто-то - большое, кто-то - маленькое, четырехугольное, круглое, сводчатое, - какое кому нравилось!
Разнообразие окон придало шильдской ратуше особое очарование. Теперь она стала красивей прежнего и уж точно совсем необычной. Но самое главное - мы, в конце концов, нашли ошибку и ее ликвидировали. И теперь не нуждались в свечах, заседая целыми днями, и не промокали, когда на улице шел дождь.
- Нашей ратуше не хватает еще кое-чего, - заявил бургомистр, когда мы застеклили окна.
- Чего же? - спросил мой зять. Бургомистр указал на крышу.
- Чего нам не хватает, дорогие сограждане, так это колокола на ратуше. Без него никак не обойтись.
Колокол - вещь дорогая. Но бургомистр настаивал, и я выскреб последние деньги из городской казны.
|