КАЛЕВАЛА

IX

Смело вступил Лемминкяйнен в обширный покой дома Лоухи, где за огромным столом сидело множество гостей, созванных ею и мужем ее на свадебный пир. Вошел Лемминкяйнен - и липовые доски в полу заскрипели, и толстые сосновые стены зашатались, а все гости между собой переглянулись.

- Здравствуй, - сказал он, обращаясь к хозяину дома, мужу беззубой ведьмы, и бросая шапку на стол.

- Дай мне место за столом, дай корм моему коню, а мне - пива и меда.

Не поклонился ему хозяин и мрачно отвечал, не вставая со своего места:

- Не звал я тебя, и нет тебе здесь места за столом; твое место за дверьми; еще и не сеян тот овес, которым я накормлю коня твоего, еще и не сажен хмель, с которым стану варить для тебя пиво. Грозно засверкали глаза у Лемминкяйнена, одной рукой откинул он свои черные волосы, другой растолкал гостей, сидевших за столом, и сам уселся на их место так, что толстая скамья под ним застонала.

- Ты меня не пригласила к себе на пир, - сказал он, обращаясь к Лоухи, - а созвала со всех концов света всякую дрянь, так я вот сам к тебе явился - угощай же меня поскорей.

- Угости его пивом, - сказала со злобной усмешкой Лоухи одной из служанок, и та тотчас же поднесла Лемминкяйнену в каком-то черепке не пива, а прокисшего сусла. Заглянул внутрь черепка Лемминкяйнен и видит, что плавают в нем ядовитые ехидны, а по краям ползают чер-ные черви и бегают зеленые ящерицы. Не задумался бесстрашный, по-рылся в дорожной суме своей, вытащил оттуда рыболовный крючок и им повытаскал из черепка жаб, змей, червей и ящериц. С улыбкой изрубил он их ножом и перетоптал ногами, а пиво выпил безвредно.

- Так-то ты меня угощаешь, хозяин, - сказал Лемминкяйнен.

- Не жди от меня другого угощения, аубирайся вон: я тебя не звал.

- Ты, значит, и напоить не можешь гостя, который нечаянно забредет в твой дом?

- На, пей, - сказал Леммиикяйнену муж Лоухи и ударил в пол ногой; в ту же минуту у ног

Лемминкяйнена появился прудок, наполненный грязной водой.

- Нет. Я не теленок, не стану пить воду из лужи, - возразил он и махнул рукой; и тотчас же явился бычок с золотыми рогами и разом выпил всю воду в прудке.

Озлился хозяин, послал на того бычка огромного серого волка. А Лемминкяйнен опять махнул рукой, и перед самым носом у хищного волка стал прыгать веселый беленький зайчик, который отвлек на себя внимание волка.

Видит муж Лоухи, что не одолеть ему Лемминкяйнена силой чар; он бросился к стене, сорвал с нее свой длинный меч и быстро подошел к Лемминкяйнену.

- Слушай, Лемминкяйнен, ты померялся со мной в знании страшных чар и заклинаний, померимся же теперь мечами: посмотрим, чей меч лучше.

- Где моему мечу равняться с твоим, - сказал Лемминкяйнен с насмешкой, - ведь мой уж весь поломался, ударяясь о кости врагов, весь зазубрился, разрубая черепа. А впрочем, я готов померяться с тобой и мечами. Только выйдем отсюда: не место здесь драться и тревожить честных гостей.

Вышли они на середину двора (а двор тот был обнесен частоколом, и на каждом-то колушке было воткнуто по головушке, только на одном колу головы не было). И вот зазвенели мечи, посыпались искры от тя-желых ударов клинка о клинок. Горячо нападал на Лемминкяйнена злой муж Лоухи, и спокойно отражал его удары бесстрашный Леммин-кяйнен; наконец, улучив минуту, он вдруг сам напал на своего противника и так сильно ударил его в грудь, что тот упал на землю. Быстро подскочил тогда к нему Лемминкяйнен, снес мечом с его широких плеч голову и с торжеством воткнул ее на пустой кол. Потом вошел он в покой, где все еще пировала Лоухи с гостями, и сказал ей:

- Не хотела ты мне дать пива напиться, так дай же теперь воды вымыть руки, запачканные кровью твоего негостеприимного мужа.

Кто может изобразить ярость беззубой Лоухи! Она стала бросаться во все стороны, кричать, махать руками, и вот со всех сторон, словно из-под земли выросли, являются сотни и тысячи воинов с длинными копьями, со сверкающими мечами в руках. Все они стремятся на зов старой ведьмы, все мрачно глядят на Лемминкяйнена.

Видит он, что грозит ему беда неминучая и что в Похъёле ему нельзя более оставаться; выскочил на широкий двор, видит, что коня его нигде нет, и обернулся он сизым орлом, как молния, взвился под облака и понесся быстрее мысли на родину, к своей старушке-матери.

Долго ли, коротко ли летел он, а только прилетел домой бледный, усталый и сильно расстроенный.

- Матушка, - сказал он, - ты права была, когда останавливала меня и уговаривала не ездить в Похъёлы. Я навлек страшные беды и на твою, и на свою голову; сюда идут вооруженные толпы, их посылает старая беззубая Лоухи, чтобы отомстить мне и всей семье моей за смерть ее мужа, убитого мной. Что мне делать, куда мне с тобой укрыться?

- Обо мне не беспокойся, сын мой, я сумею укрыться от безжалостных врагов; что же касается тебя, то если ты дашь мне слово после этого шестнадцать лет сряду не вынимать меча из ножен, я укажу тебе убежище, в котором никому не удастся отыскать тебя.

- Матушка, даю тебе слово; только скажи мне, где же это безопасное убежище? Далеко ли от тебя и от родины?

- Далеко, сыночек, очень далеко; возьми отцовский челнок, садись в него и плыви в нем через девять морей в десятое. Там, посередине десятого моря, высится скалистый остров. Весело живут на нем люди, ни в чем не нуждаясь; укройся там от преследований и живи беззаботно два года, на третий возвращайся под родимый кров.

На другое утро солнце застало уже Лемминкяйнена на море. Подняв белый парус, быстро мчался он на своем легком челноке вдаль от родины и родимой матушки. Заботливая рука матери положила ему в челн разных припасов и всего, что могло ему понадобиться и в пути, и на чужбине. Немало времени плыл он - три месяца убаюкивали его беспокойные волны под вечер и будили своим плеском на заре. Наконец засинелся вдали желанный остров.

В то время на берегу острова сидело много женщин, и старых, и молодых; одни ожидали сыновей, другие отцов и братьев, третьи дорогих женихов и мужей. Завидели они вдали на море черную точку и стали говорить:

- Что это на море? Уж не наши ли корабли издалека с дорогим товаром? Не несут ли они нам вестей о далеких странах? Не везут ли нам праздничных нарядов?

Но черная точка очень скоро приближалась к острову, и наконец сидевшие на берегу женщины увидели, что то был челнок, мирно колыхавшийся на волнах, что в том челноке сидел юноша, прекрасный со-бой, одетый в богатое платье, черные глаза его блистали, как молнии, а чудные черные волосы рассыпались по плечам мягкими кудрями.

Смелой рукой направил он свой челнок к берегу и, подъезжая, сказал сидевшим на берегу женщинам:

- Не найдется ли здесь на берегу местечка, где бы я мог вытащить свой челнок и посушить его на солнце после долгого переезда?

- Есть здесь место целой сотне челноков, не только твоему одному, - отвечали ему с берега женщины.

Вышел Лемминкяйнен на берег, вытащил свой челнок на сушу, потом поклонился женщинам и сказал:

- Не найдется ли здесь на острове местечка укрыть меня от боевого шума и звонкого стука мечей?

- Есть у нас и высокие крепкие замки, и богатые дома; можем мы тебя укрыть, да и не тебя одного, а тысячи таких, как ты, молодцев.

- Не найдется ли здесь местечка, где бы я мог пен. сноп протяж-ные, заунывные песни - слова так и тают у меня на устах, так и просят, чтобы я сложил их в сладкозвучную песню?

- Есть здесь место и для твоих песен, - отвечали ему женщины, - есть и рощи для веселых игр, есть и лужайки для шумной пляски запел Лемминкяйнен могучие, заветные песни своей родины, и выросли около него из земли кусты ароматного боярышника, а перед ним поднялся высокий дуб с золотыми желудями на ветвях, а на том дубе сидела кукушечка, и каждый раз, как она открывала рот, из него выливалось яркое золото, а из-под крыльев сыпалось светлое серебро на землю. Он пел, и от песен его обращался песок в крупные жемчужины, простой булыжник становился блестящим драгоценным камнем, и золотые цветы вырастали на земле. Все слушали его с восторгом и с изумлением глядели на то, что происходил о у них на глазах.

- Спел бы я вам и получше песенку, кабы сидел теперь за столом не под открытым небом, а под кровлей дома.

И вот все принялись наперебой звать его к себе, стараясь расхвалить свой дом и семью. Наконец Лемминкяйнен пришел в один дом, и когда стали его угощать, он только рукой махнул, и на стол явилось множество золотых блюд с вкусными кушаньями, а по кра-ям чинно расставились кружки с пенистым медом и крепким пивом. И долго пил он в том доме и веселился и других веселил своими чудными песнями.

На другой день пошел Лемминкяйнен по острову и стал заходить в каждую деревню, стал заглядывать в каждый дом - и все удивлялись его песням и их могучей таинственной силе. И всюду привечали его; все звали разделять с собою пиры и забавы, участвовать вместе в веселых празднествах. Незаметно мчалось время для беззаботного Лемминкяйнена, все ему улыбалось - он нравился женщинам, мужчины его уважали и боялись, - но не замечал он, как тихо, словно змея, закрадывалась зависть в сердца окружающих и грозила ему гибелью.

Вот идет он однажды ночью через какую-то деревню и видит, что во всех окнах горят огоньки, а около каждого огонька сидят по трое мужчин и точат мечи, приговаривая:

- Мы точим мечи на Лемминкяйнена, на чужеземца, который стал выше всех нас своими могучими песнями.

Заглянул Лемминкяйнен во все окна и везде видел то же самое. Невольный страх закрался и в его душу, он увидел ясно, что ему нельзя более оставаться на острове: надо спешить на родину. Пошел он на берег, к тому месту, где лежал его челнок, но увидел одни лишь полусгнившие остатки его. И принялся он быстро за работу и стал искусной рукой вырубать себе новое судно. Под утро судно уже было готово, и первые лучи солнца опять застали его на море - он мчался на родину, и попутные ветры широко раздували его парус, а пенистые волны тихо и мерно, словно лаская, колыхали его чел-нок. А сам Лемминкяйнен горько оплакивал разлуку с друзьями и милыми, которых покидал навсегда, плакал, пока еще виден был остров, пока высокие горы не погрузились в волны.

Долго ехал Лемминкяйнен, не скоро увидел он берега своей родины! Невесело вышел он на берег. "Что-то ждет меня там? Кто-то встретит меня?" - думал он, ступив ногой на родной песок.

Приходит на место, где прежде стоял дом его отца, где жили его близкие и родственники, приходит и не узнает места. Все как будто пе-ременилось: вместо прежнего селения видит он обширную площадку, заваленную грудами угольев, вместо прежних друзей и родных находит среди развалин давно побелевшие от дождей и снегов кости - видно было, что огонь и меч опустошали здесь все, а бурный осенний ветер мало-помалу стирал и разносил самые следы прежнего жилья на этом месте. Видит Лемминкяйнен, что там, где прежде был дом отца его, растет теперь осиновая роща, высокие ели стоят в огороде, а прозрачный студеный ключ порос частым вереском.

- Я играл на этом дворе, я прыгал по этим камням, я катался бывало по тем лужайкам, я жил здесь с доброй матушкой моей - и где же это все теперь?

И горько зарыдал сирота; не домов было жаль ему, не широких дворов, не мягких лужаек - жаль ему было доброй матушки. Плакал он день, плакал другой, на третий день встал мрачнее ночи, глаза его пылали, как огонь, и лицо его было страшно, - видно было, что в нем проснулся прежний мужественный дух и заговорило прежнее желание мстить обидой за обиду.

- Пойду я туда, в Похъёлы, где живут безжалостные враги мои; пойду ли туда один или с толпой смелых товарищей, все равно не вернусь на родину, прежде чем не расплачусь с ними дочиста.

И пошел он быстрыми шагами по берегу моря, позабыв и слово, данное матери перед разлукой, и опасности, ожидавшие его на пути в Похъёлы.

Долго ли, коротко ли шел он по берегу, а только сильно проголодался. Стал он глядеть кругом себя, полагая, что найдет, чем утолить голод, взглянул на море и видит - вдали чернеется какое-то большое судно; много сидит на том судне народу, а на руле стоит высокий старик с густой седой бородой, а впереди всех гребцов сидит широкоплечий красивый мужчина средних лет, с головы до ног запачканный сажей.

И стал кричать с берега Лемминкяйнен, стал спрашивать, чье это судно и куда направляется. В один голос отвечал ему народ с судна:

- Откуда ты сам и что ты за человек, когда не слыхал о знаменитом судне Калевалы, когда не узнаешь в нашем рулевом Вяйнямёйнена, а между гребцами Илмаринена.

- Не случалось мне их видеть, - отвечал, почтительно кланяясь, Лемминкяйнен, - а по слухам давно уж о них я знаю. Куда же вы, друзья, путь держите?

- Мы плывем на Север, в дальнюю Похъёлы, плывем для того, что-бы похитить из Похъёлы Сампо, которое там спрятано в медной горе. На Севере - Сампо, и все там живут припеваючи, а мы без него в Калевале с гол оду умираем.

- Не возьмете ли вы меня к себе в товарищи, - сказал обрадованный Лемминкяйнен, - я ведь тоже иду в Похъёлы.

- Садись, поедем вместе, - сказал Вяйнямёйнен, - мы хорошему товарищурады.

Подошло судно к берегу, быстро вскочил в него бесстрашный Лемминкяйнен, и опять мудрый певец Калевалы направил бег его к далеким берегам негостеприимного Севера.