ЛЕГЕНДЫ БРИТАНСКИХ ОСТРОВОВ О ФЕЯХ И ЭЛЬФАХ

ЭЛЬФЫ-ТРУЖЕНИКИ

В детстве мне часто приходилось гостить у моего дяди, старого Яна Друли, который жил неподалеку от Замка Барлоу под Арлингтоном. От былого величия остались лишь полуразрушенные стены, но замок был известен еще в те времена, когда в каждом графстве Англии был свой король. Но как бы то ни было, в дни моего детства там обитали фэйри и мало находилось охотников пройти вблизи того места после наступления.

Однажды случилось дедушке моего дяди, Чолсу Пакхэму (я слышал эту историю великое множество раз от своей няни), вместе со своим другом пахать неподалеку от замковых руин, как вдруг услышал Чолс странный шум под землей, как раз на их пашне.

- Погоди-ка, Гарри, - сказал дедушка моего дяди. - Ты слышал этот шум?

- Может, фэйри?

- Ну что ты такое говоришь! Всякие колдуны и волшебники исчезли давным-давно! А фэйри лишь однажды явились в Иерусалим, но были они человеческого роста, да и случилось это сотни лет назад.

- Помогите! Помогите! Помогите!

Само собой, он здорово струхнул, но у него хватило сил спросить, что фэйри от них хотят.

- Я пекла хлеб, - отвечал тоненький голосочек, - и сломала лопату, на которой отправляла в печь хлеба. И не знаю, как мне вытащить их наружу.

"Наружу, - подумал Чолс. - Скажи уж лучше, "под землю"," - но вслух ничего не сказал. Он знал, что в беде надобно помогать любому живому существу, а потому ответил:

- Давай сюда лопату, я попробую ее починить.

Как сказано, так и сделано. Дождей тогда почти не было, и земля вся растрескалась от жары. И вот в одну из таких трещин просунулась маленькая лопата, не больше ножа для сыра. Чолс с трудом мог сдержать смех, потому что такой лопаткой и пирожка не достанешь, но он уважал чужие обычаи и потому достал из своей сумы оловянный маленький гвоздик и нож, который решил использовать вместо молотка, на собственном колене починил лопатку и опустил ее обратно в трещину.

Гарри в этот момент поблизости не было, но, когда он вернулся, Чолс рассказал ему, как было дело. Гарри лишь недоверчиво покачал головой и заявил, что Чолсу все это лишь привиделось, ибо говорил же их приходской служка, что все эти фэйри - детские выдумки и нет на свете никаких эльфов и фей.

Но что бы кто там не говорил, а на следующий день в поле, когда Гарри вновь куда-то отлучился, Чолс услышал знакомый голосок: - Повернись!

Он не так сильно испугался на этот раз и очень обрадовался, когда, обернувшись, увидел целую кружку домашнего свежего пива. ,"o "Ну и ну!" - подумал дедушка моего дяди и осушил кружку.

Более вкусного пива пробовать ему в жизни не доводилось. Он хо-тел было показать Гарри крулску, но стоило ему лишь подумать об этом, как глиняная посудина выпала у него из рук и разбилась на сотню мел-ких кусочков, так что Гарри лишь посмеялся над Чолсом в очередной раз.

Но за то, что Гарри не верил в них, фэйри наказали его - он заболел, чувствовал ужасную слабость и не мог ничего есть. Ни один врач не был в силах ему помочь, Гарри худел и бледнел и вскоре умер. Смерть явилась за ним как раз в тот час, когда на поле слышались голоса фэйри и когда сам Гарри жестоко насмехался над ними.

Старшему брату бабушки моей жены тоже довелось встретиться с фэйри, и он говорил, что лучше ему никогда не видеть их. Вот как это случилось.

Джеймс Меппом - а именно таково было его имя - был мелким фермером и сам обмолачивал свое зерно. Его амбар стоял на отдалении от других домов, на самом краю деревни, и по ночам эльфы приходили туда помочь ему обмолачивать рожь и пшеницу. Каждое утро Джеймс с удивлением замечал, как много они успевали сделать за ночь.

Но Джеймс Меппом считал, что это все очень странно и решил од-нажды вечером посмотреть, что за помощники у него появились, и спрятался за необмолоченными снопами в амбаре. Он пролежал там довольно долго, но ничего не происходило, а за день Джеймс очень устал, и ему хотелось спать. Он уже собрался было выбраться из своего укрытия, как у самого амбара раздался шум. Он затаился, поглядывая украдкой из-за скирды снопов, и вдруг увидел, как в амбар каким-то образом - даже не открывая дверей - проникли два человечка, не выше 18 дюймов. Они скинули куртки и принялись обмолачивать зерно дву-мя крохотными цепами, которые принесли с собой.

Если бы они были побольше, Меппом, быть может, и поостерегся бы насмехаться над ними, но теперь он решил, что бояться таких крох нечего, и с трудом удерживал смех. Он запихнул в рот стебельки ржи и пшеницы и закусил их, чтобы не расхохотаться. Несколько минут он наблюдал за работой эльфов - тум, тум, тум, тум; их цепы били равно-мерно, так тикают лишь часы.

Через некоторое время они притомились и решили отдохнуть. Один эльф сказал другому тоненьким голоском, каким могла бы попис-кивать мышка:

- Слушай, Пак, я устал. А ты?

О Тут уж Джеймс совсем обезумел и, не в силах сдержать смех, прыгнул со скирды вниз с громким воплем:

- Я тоже устал, но что вы, паршивцы, делаете в моем амбаре?

Тут фэйри подхватили свои вещи и бросились бежать, и когда они пронеслись мимо Джеймса, он вдруг почувствовал такую адскую боль в голове, как будто кто-то огрел его молотком. Он застонал и без чувств упал на пол. Как долго он так провалялся, он и сам не знал, но, наверное, несколько часов, потому что, когда он пришел в себя, наступило утро.

С трудом удалось ему доплестись до дома, и жена Джеймса, испугав-шись его ужасного вида, тут же послала за доктором. Но тот не мог по-мочь своими советами старому Джеймсу. Он сам говорил, что слишком сильно обидел эльфов и не будет ему теперь прощенья.

Т. Киттельсеи. Домовой (ниссе) и кошка, 1887

Старый Джеймс оказался прав - провалявшись в постели год, он умер, сожалея,что смеялся над тем, над чем не имел никакого права издеваться.

И хочу рассказать вам еще одну историю - последнюю. О старой миссис Джаспер, которую считали ведьмой. Она знала заклинания и заставляла эльфов приходить поиграть с маленькой девочкой, которая, когда выросла, стала моей няней.

Вызывала она эльфов в лунную ночь, когда лишь зацветал ракит-ник. Тогда она становилась на лужайке и разводила в стороны руки с цветущими ветвями. Она плавно размахивала ветвями, с кото-рых медленно осыпалась пыльца в лунном свете, а сама напевала нежным голосом:

Приди в тишине,
В свете ночи,
Приходи поскорей,
Из пыльцы появись.
Ветви дeржy
В правой руке,
И в левой держу.
Тебя я зову.
Явись мне в ночи!