ОТЪЕЗД ДОБРЫНИ. ЖЕНА ВЫХОДИТ ЗА АЛЕШУ
Во стольном во городе во Киеве,
А у ласкового князя у Владимира,
Заводился у князя почестей пир,
А на многи на князи, на бояры.
На русских могучих богатырей,
А на все поляницы удалые;
Все на пиру пьяны-веселы,
Все на пиру порасхвастались:
Богатырь хвастает силушкой великою,
Иной хвастает добрым конем,
Иной хвастает бессчетной золотой казной,
А разумный хвастает родной матушкой,
А безумный хвастает молодой женой.
Говорит Владимир столыю-киевский:
«Красно-солнышко на вечере,
Хорош честен пир идет на веселе,
И все молодцы порасхвастались.
А мне, князю Владимиру, чем будет похвастати?
Есть ли в Киеве таков человек
Из сильных могучих богатырей,
А кто сослужил бы службу дальнюю,
А и дальнюю службу - заочную?
Кто бы съездил в орды немирные
И очистил дороги прямоезжие
До моего тестя любимого,
До грозного короля Этмануйла Этмануйловича:
Вырубил чудь белоглазую,
Прекратил сорочину долгополую,
А и тех черкес пятигорских,
И тех калмыков с татарами,
Чукчи все да и алюторы?»
Все богатыри за столиком утихнули,
Приутихнули, да приумолкнули,
Приумолкнули все - затулялися.
Как больший туляется1 за среднего,
Как средний туляется за меньшего,
Как от меньшего - от бедного ответу нет!
А из-за того стола из-за дубового
Выходил удалый добрый молодец,
Молодой Добрыня сын Никитьевич,
Говорит ведь он да таковы слова:
«Уж ты, солнышко, князь столыю-киевский,
Я сослужу службу дальнюю,
А и дальнюю службу - заочную:
Съезжу я в орды немирные,
Очищу дороги прямоезжие
До твоего тестя любимого,
Да грозна короля Этмануйла Этмануйловича.
А и вырублю чудь белоглазую,
Прекращу сорочину долгополую,
Аи тех черкес пятигорских
А и тех калмыков с татарами,
Чукчи все да и алюторы!»
В те поры Володимир-князь
Приказал наливать чару зелена вина,
Зелена вина в полтора ведра,
Подавал Добрыне Никитичу;
Принимает Добрыня единой рукой,
Выпивает молодец единым духом,
И пошел он, Добрыня млад,
С княженецкого двора ко своей государыне ко матушке.
Говорит Добрынюшка Никитьевич
Своей государыне, родной матушке;
«Свет ты, государыня, родна моя матушка!
Ты честна вдова Афимья Александровна,
Ты бессчастного спородила Добрынюшку!
Лучше б ты спородила Добрынюшку
Белым камешком горючим!
Ты востала на Скат-гору высокую,
Ты бы бросила в Океан-море глубокое,
Там лежал бы этот камешек век по веку,
Век по веку без шевелимости,
Нет - так бы Добрынюшку спородила
На горе Сорочинской деревинкою,
Не для красы, не для угожества,
А для ради приезда богатырского:
К этому бы ко деревцу
Съезжались русские могучие богатыри,
И стояла бы та деревиночка век по веку,
Век по веку без шевелимости!
Аще нет, так Добрынюшку спородила
Во славной во матушке Непре-реке,
Во Непре-реке да гоголинкою:
Стояла бы там эта гоголиночка век по веку,
с по веку без шевелимости!
Я не ездил бы, Добрыня, по чисту полю,
Я не убивал, Добрыня, неповинных душ,
Не пролил бы крови я напрасные,
Не слезил бы, Добрыня, отцов, матерей,
Не вдовил, Добрыня, молодых жен,
Не пускал сиротать малых детушек!»
Ответ держит государыня, его матушка:
«Я бы рада тебя, дитятко, спородити
Таланом-участыо - в Илью Муромца,
Силой - в Свято гора-богатыря,
Смелостью - в смелого Алешу во
Поповича, Красотою бы я - в Осипа Прекрасного,
Богатством - в Садку Новгородского,
Я походкою бы, тебя, шепеливою -
Во того ли во Чурилу во Пленковича!
Я бы вежеством - в Добрынюшку Никитича,
Сколько тыи статьи есть, других
Бог не дал, других Бог не дал, не пожаловал!»
Что не белая береза к земле клонится,
Не шелковая трава расстилается,
Стоит Добрынюшка и покланяется:
«Свет ты, государыня, родна моя матушка!
Честная вдова Афимья Александровна,
Дай-ка мне прощеньице с благословеньицем
Ты навыки нерушимое:
Мне-ка ехать далече-далече, во чисто поле!»
И дала ему прощеньице с благословеньицем
Навеки нерушимое.
Скоро-наскоро Добрыня, он, коня седлал,
Провожала Добрыню родна матушка.
Садился тут Добрыня на добра коня,
Хочет ехать Добрыня с широка двора;
Говорит его родитель-матушка,
А честна вдова Афимья Александровна:
«Чадо, ты, мое милое,
Чаделко мое любимое,
Молодой Добрынюшка Никитьевич!
Скажи ты мне-ка, попроведай-ка,
Скоро ли ты назад будешь? -
Скоро ли ты поворот держишь?
Скоро ли ждать нам велишь, когда ожидать,
И когда велишь в окошечко посматривать?»
Ответ держит Добрынюшка Никитьевич:
«А честная ты вдова, Афимья Александровна,
Родная моя матушка!
т БУДе жив 6УДУ ~ назад буду,
Буде жив не буду - и ждать некого!
Приходит честна вдова Афимья Алексадровна
Во высок терем, златой верх,
Сама говорит да таково слово:
«Ай же ты, богоданное мое дитятко,
Молода Настасья дочь Никулична!
Ты чего сидишь во тереме, во златом верху,
Али над собой невзгодушки не выдаешь?
Закатается-то наше красное солнышко
За эти за лесушки за темные,
И за те за горы за высокие,
Съезжает-то Добрыня с широка двора!
Поди-ка ты скоренько на широкий двор,
Зайди-ка ты к Добрыне с бела личика,
Подойди к нему к правому ко стремячку к булатному,
Говори-ка ты Добрыне не с упадкой:
"Скоро ли ты назад будешь?
Скоро ли ты поворот держишь?
Скоро ль ждать нам велишь, когда ожидать,
И когда велишь в окошечко посматривать?"
Молода Настасыошка Никулична
Скорешенько бежала на широкий двор
В одной тонкой рубашечке, без пояса,
В одних тонких чулочках, без чоботов;
Зашла она Добрынюшке с бела личика,
Подошла к его ко правому ко стремячку булатному,
Говорила-то ему да не с упадкой:
«Милая моя ладушка, крепкая сдержавушка,
Молодой Добрынюшка Никитьевич!
Ты скоро ли назад будешь?
Ты скоро ли поворот держишь?
Скоро ли ждать нам велишь, когда ожидать,
Ты когда велишь в окошечко посматривать?»
Ответ держит Добрынюшка Никитьевич:
«Буде жив буду - назад буду,
Буде жив не буду - и ждать некого!
Дожидай Добрынюшку по три года,
Если в три года не буду - жди друго три,
А как исполнится времени шесть годов,
Да не буду я домой из чиста поля,
Поминай меня, Добрынюшку, убитого.
А тебе-ка, Настасья, воля-вольная:
Хоть вдовой живи, хоть замуж пойди;
Хоть за князя пойди, хоть за боярина,
Хоть за русского могучего богатыря,
А только не ходи за моего брата за названного,
За смелого за Алешу за Поповича,
За бабьего пересмешника!»
Как видали добра молодца да сядучи,
 |
Иллюстрация из книги "Русские былины и сказания". С-Петербург, 1894-95 гг.
|
Не видали добра молодца поедучи,
Только далече-далече во чистом поле
Поднималася погода непомерная,
Ай от ископыти да лошадиной!..
А и ездит Добрыня в тех немирных ордах,
Рубит чудь белоглазую;
И тою сорочину долгополую,
А и тех черкес пятигорских,
А и тех калмык со татарами,
И чукчи все и алюторы...
И уж как ждала Настасья перво три года:
Как день за днем - будто дождь дождит,
А неделя за неделей - что трава растет,
А год за годом - что река бежит,
Прошло тому времени да три года;
Не бывал Добрыня из чиста поля;
Стала сожидать его другое три:
Опять день за днем - будто дождь дождит,
Неделя за неделей - как трава растет,
А год за годом - как река бежит,
Прошло тому времени шесть уже лет;
Не бывал Добрыня со чиста поля.
В тую пору, в тое времячко,
Приезжал Алеша из чиста поля,
Привозил он весточку нерадостну:
«Как на далече-далече на чистом поле
Ай лежит Добрыня на сырой земле!
Буйна голова испроломана,
Могучи плечи испрострелены,
Сквозь его сквозь кудри сквозь желтые
Прорастала тут трава муравая,
На траве расцвели цветочки лазоревые!»
Тогда государыня, родна его матушка,
Жалешенько она по нем плакала,
Слезила она очи ясные,
Скорбила она лицо белое.
Стал солнышко-Владимир тут похаживать,
Настасью Никуличну посватывать.
«Как тебе жить молодой вдовой,
Молодой век свой коротати?
Пойди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
Хоть за русского могучего богатыря,
А хоть за смелого Алешу Поповича!»
Отвечала Настасья дочь Никулична:
«Я исполнила заповедь мужнюю,
Я ждала Добрыню целых шесть годов,
Не бывал Добрыня со чиста поля!
Я исполню заповедь свою женскую:
Я прожду Добрынюшку друго шесть годов,
Так исполнится времени двенадцать лет»,
Да успею я в ту пору замуж пойти!»
Опять день за днем - будто дождь дождит,
А неделя за неделей - как трава растет,
А и год за годом - как река бежит,
Прошло тому времени друго шесть годов,
Исполнилось верных двенадцать лет.
Стал солнышко-Владимир тут похаживать,
Настасью Никуличну посватывать,
Посватывать - подговаривать:
«Как тебе жить молодой вдовой,
Молодой свой век коротати?
Пойди замуж хоть за князя, хоть за боярина,
Хоть за русского могучего богатыря,
А хоть за смелого Алешу за Поповича!»
Не пошла замуж ни за князя, ни за боярина,
Ни за русского могучего богатыря,
А пошла замуж за смелого Алешу Поповича;
Пир идет у них по третий день,
Сегодня им идти ко Божьей церкви,
Принимать с Алешей по злату венцу.
Порасплачется-порастужится
Честна вдова Афимья Александровна:
«Закатился светел месяц
За горушки за высокие, за леса за темные,
Ушла у меня Настасья Никулична!»
(Сесть было под окошечко,
Отворить было окошечко немножечко,
Поглядеть было широкий двор,
На широкий двор, на чисто поле!)
Во далече-далече во чистом поле
Спит Добрыня во белом шатре;
Стоит добрый конь у бела шатра,
Он копытом бьет о сыру землю;
Под шатром земля сколыбалася,
На реке вода зазыбалася:
Вскочил Добрыня на резвы ноги
От крепкого сна богатырского,
Говорит Добрынюшка Никитьевич:
«Ай лее, добрый конь богатырский,
Не вовремя будишь русского богатыря!»
Испровещется ему добрый конь,
Ему голосом человеческим:
«Ой, ты гой еси, добрый молодец,
Молодой Добрыня сын Никитьевич!
Ты спишь да прохлаждаешься,
Над собой невзгодушки не ведаешь!
Твоя молода Настасья дочь Никулична замуж пошла
За смелого Алешу за Поповича.
Пир у них идет по третий день,
Сегодня им идти ко Божией церкви,
Принимать с Алешей по злату венцу».
Пал Добрыня коню во резвы ноги,
Во правую, во переднюю:
«Ой, ты гой еси, конь, добра лошадь!
Представь домой через три часа,
Через три часа со минутою».
Тут возговорит конь, добра лошадь:
«Уж ты гой еси, добрый молодец,
Накладывай седелышко черкасское,
Подтягивай подпруженьки шелковые,
Подвязывай стремяничка серебряные,
Сам ты вяжись крепко-накрепко!»
Как не ясный сокол в перелет летит,
Добрый молодец в перегон гонит,
Его добрый конь, да богатырский,
По чисту полю он стал помахивать,
С горы на гору, с холма на холмы,
И реки, озера перескакивать,
Широко раздолье между ног пускать.
Из далеча-далеча, из чиста поля
Не белая пороша снежку выпала,
По этой пороше, по белу снежку,
Не бел заюшка ли он поскакивал,
Не белая куропаточка там напурхивала,
Наезжал удалой добрый молодец,
Прямо он едет на вдовиный двор,
На двор заехал безобсылочно,
Во палаты идет бездокладочно,
Не спрашивал у ворот приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Смело приходил в палаты во вдовиные,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
Пречестной вдове да он в особину.
«Ты здравствуешь, честна вдова Афимья Александровна».
Вслед идут придвернири, приворотники,
Сами говорят таково слово:
«Пречестна вдова, Афимья Александровна,
Как этот удалой добрый молодец
Наехал из поля скорым гонцом,
Нас не спрашивал у ворот, приворотников,
У дверей нас не спрашивал, придверников,
Всех нас взашей прочь отталкивал».
Испроговорит им честна вдова:
«Ах, ты гой, удалой добрый молодец,
Ты зачем заехал на сиротский двор,
Во палаты идешь бездокладочно?
Кабы было живо мое чадо милое,
Молодой Добрыня сын Никитьевич,
Не дошло бы тебе насмехатися
Над моим двором, над вдовиным!»
Говорит Добрыня сын Никитьевич:
«Не напрасно ли вы согрешаете?
А я вчерась с Добрыней поразъехался,
Добрыня поехал к Царю-граду.
Меня послал ко стольному Киеву.
Поклон послал Добрынюшка Никитьевич».
Отвечает, слезно плачет
Честна вдова Афимья Александровна:
«Почему же ты знаешь моего родимого дитятка?
Мое дитятко лежит да во чистом поле,
Буйна голова испроломана!»
Говорит Добрыня, сын Никитьевич:
«Ай же ты, родимая моя матушка,
Как видно ты меня не узнала?
Не узнала меня во бело лицо?»
«Ой, ты гой еси, добрый молодец,
Мое чадо было не этако! Его личико было белое,
Платьице на нем было цветное,
Сапожки на ножках сафьяные,
Шляпа была пуховая!»
Как возговорит Добрынюшка Никитьевич:
«Ай же ты, родимая моя матушка,
Во тыи пути богатырский
Бело личико да ведь ветрами завеяло,
А и красоту во мне красно солнышко зажарило,
Сапожки о стремена вытерло,
А и цветное платье дождями повыбило,
А и пухову шляпу о сучьи повырвало!»
«На моем чаде была приметочка:
На левой ноге была родинка!»
Он скинул тут скоро сафьян сапог
Показывал ей свою приметочку.
Матушка тут его узнала.
Как возговорит Добрыня Никитьевич:
«Ой, ты гой еси, родна матушка,
Еще где моя молода жена?»
«Ой, ты гой еси, родно дитятко,
Молодой Добрыня сын Никитьевич!
Молода жена твоя замуж пошла
За смелого Алешу Поповича;
А и сватом был Владимир-князь,
А княгиня Апраксия - свахою;
А и пир идет у них третий день,
Сегодня им идти ко Божьей церкви,
Принимать с Алешей по злату венцу.
А в тую было пору, в тыи шесть лет,
Приезжал Алеша из чиста поля,
Привозил он весточку нерадостну,
Что жива нет Добрыни Никитича:
Убит лежит во чистом поле,
Буйна голова испроломлена,
Могучи плечи испрострелены,
Сквозь его сквозь кудри сквозь желтые
Проросла трава муравая,
На траве расцвели цветочки лазоревые!
Я жалешенько по нем плакала!»
Говорит Добрыня сын Никитьевич:
«Еще где мое платье скоморошное
И гусельки мои яровчаты?
Я пойду к Алеше на почестей пир».
Принесла она платье скоморошное
И гусельки ему яровчаты.
Накрутился молодец скоморошиной,
Клал гусельки под праву полу
И пошел на хорош почестей пир.
Идет на княженецкий дворь безобсылочно,
Во палаты идет бездокладочно,
У ворот не спрашивал приворотников,
У дверей не спрашивал придверников,
Смело проходит в палаты княженецкие,
Крест кладет по-писаному,
Поклон ведет по-ученому,
Солнышку Владимиру в особину;
Сам говорит таково слово:
«Здравствуй, солнышко,
Владимир стольнокиевский
Со своей княгиней со Апраксией!»
Вслед идут все, жалобу творят:
«Солнышко, Владимир стольно-киевский,
Как этот удалый добрый молодец
Наехал из поля скорым гонцом,
А теперь идет скоморошиной;
Он не спрашивал у ворот приворотников,
Он не спрашивал у дверей придверников,
Скоро проходил в палаты княженецкие!»
«Ах, ты ей, удалая скоморошина,
Ты зачем идешь на княженецкий двор?
На княженецкий двор идешь безобсылочно,
Во палаты идешь бездокладочно?»
Скоморошина к речам не примется,
Скоморошина в речи не в чуется
«Скажи, где есть наше место скоморошеское?»
С сердцем говорит Владимир стольно-киевский:
«Что ваше место скоморошеское
На той на печке на муравленой,
На муравленой печке, на запечке!»
Скоморошина тем местом не побрезгивал,
А вскочил на печку на муравлену;
Натягивал тетивочки шелковые
На тыи струночки золоченые,
Начал по струночкам похаживать,
Начал он голосом поваживать:
А играет-то он от Царя-града,
А наигрышек берет да все из Киева.
А от старого всех да до малого
Тут все на пиру призамолкнули,
Все за столом да призадумались,
Все же тут игры да прислушались
Сами говорят да таково слово:
«А не быть то удалой скоморошине,
Быть же то дородну добру молодцу,
Святорусскому могучему богатырю!»
Говорит Владимир стольно-киевский:
«Ах, ты ей, удалая скоморошина,
Опускайся из печки из запечки,
Садись-ка с нами за дубовый стол хлеба кушати,
Станем белые лебедушки мы рушити
За твою игру за веселую ;
Дам тебе три места любимых:
Первое место - сядь подле меня,
Другое место - супротив меня,
А третье место - куда сам захошь,
Куда сам захошь, еще пожалуешь!»
He села скоморошина подле князя,
Не села скоморошина против князя,
А садилась скоморошина на скамеечку,
Супротив княжны порученой.
А и солнышко Владимир стольно-киевский
Наливает ему чару зелена вина,
А другую чару-то подносит братец-то названный,
Молодой князь Алешенька Левонтьевич,
Еще третью чару наливает молода жена,
Молода Настасья-то Никулична,
«Пей-ка ты же от меня чару зелена вина,
Как играл такой игрой мой прежний муж,
А Добрыня сын Никитьевич!»
И брал-то он как чару единой рукой,
Выпивал ту чару единым духом»,
Говорит удала скоморошина:
«Что солнышко, Владимир стольно-киевский,
Благослови мне налить чару зелена вина,
и Поднесть эту чару кому я знаю"
Кому я знаю, еще пожалую!»
Как он налил чару зелена вина
Подносит княжне порученой;
Сымал перстень со правой руки
И спускал перстень во чарочку во винную,
Сам говорит таково слово:
«Ай же ты, Настасья дочь Никулична!
Выпей чарочку зелена вина.
Буде пьешь до дна, так видаешь добра,
А не пьешь до дна, не видаешь добра!»
Она чару повыпила,
До дна чарочку повысушила;
Прикатился перстень ко устам ко сахарным,
А схватила перстень правой рукой.
Надевала перстень на праву руку,
Закричала зычным голосом:
«Не тот мой муж, который подле меня,
А тот мой муж, который против меня,
Сидит мой муж на скамеечке,
Подносит мне чару зелена вина!»
Сама выскочит из-за стола из-за дубового,
Упала Добрыне во резвы ноги.
«Милая моя ладушка,
Крепкая сдержавушка, стена городовая!
Прости, прости, Добрынюшка Никитьевич.
Во той вине прости меня, во глупости,
Что не по твоему наказу-де я сделала,
Я за смелого Алешеньку замуж пошла!»
Говорит Добрыня сын Никитьевич:
«Что не дивую я разуму-то женскому,
Что волос долог, да ум короток,
Их куда ведут, они туда идут,
Их куда везут, они туда едут!
А дивую я князю Владимиру
С молодой княгиней со Апраксией:
Солнышко Владимир тот тут сватом был,
А княгиня Апраксия свахою!
Они у живого мужа жену просватали!»
Тут солнышку Владимиру к стыду пришло.
А говорит Алешенька Левонтьевич:
«Прости, прости, братец мой названный,
Что я посидел подле твоей любимой семьи,
Подле молодой Настасьи Никуличны!»
«В той вине, братец, тебя Бог простит!
А в другой вине, братец, тебе не прощу;
Как приезжал ты из чиста поля в первых шесть лет,
Привозил ты весточку нерадостну,
Что нет жива Добрыни Никитича,
Убит лежит во чистом поле,
Буйна голова испроломана,
Могучи плечи испрострелены,
Сквозь его кудри сквозь желтые
Проросла трава муравая,
На траве расцвели цветочки лазоревые!
Тогда государыня родна матушка,
Жалешенько по мне плакала,
Слезила свои очи ясные,
Скорбила свое лицо белое!
С этой вины тебе не прощу!»
Схватил Алешку за желты кудри,
Выдернет Алешку чрез дубовый стол,
Бросил Алешку о кирпичен мост
И хочет переправить второй он раз.
Как вскочил старый казак Илья Муромец,
Схватил его за плечи за могучие за молодецкие:
«Ай, же ты, Добрынюшка Никитьевич,
Не убей ты смертью напрасною
Меньшого братца Алешу Поповича!»
Всякий, братцы, на веку женится,
Да не всякому женитьба удавается,
А не дай Бог да женитьбы да Алешкиной!
Только Алешка женат бывал,
Женат бывал, с женой живал.
А Добрыня сын Никитьевич Взял
Настасью за белы руки, Целовал в уста сахарные!
И повел ее во высок терем,
К государыне родной матушке.
Тут век про Добрыню старину скажут,
Синему морю на тишину,
Вам всем, добрым людям, на послушанье.
|
;)
