Реферат: Придаточные предложения относительные и посессивность в современных славянских языках
Реферат: Придаточные предложения относительные и посессивность в современных славянских языках
Е. Беличова
Местоимения
относительные (МО), выполняющие в славянских языках по отношению к главному
предложению функцию связующего средства и в рамках придаточного предложения
выступающие на правах строевого компонента его структуры, не дифференцированы,
как правило, в формальном отношении от местоимений вопросительных и
неопределенных, т. е., например, местоимение кто в русском языке может
выполнять функцию местоимения как вопросительного, так и неопределенного или же
относительного. Различие в их функции достаточно определенно гарантируется
контекстом, местоимение само по себе связано лишь с таким признаком, как
«референциальная неопределенность» 1. В южнославянских языках (за
исключением сербскохорватского), а также в лужицких МО как особая разновидность
местоимений, выполняющих в рамках сложного предложения служебную функцию,
получили оформление посредством суффикса: словен. -r (kdor), болг. -то (който),
макед. -што (коjшто), в.-луж. -ž (štóž), н.-луж. -ž
(chtož). МО вместе с другими местоимениями, указывающими в наиболее общих
чертах на характер референта, вступают в парадигматические отношения: рус. я
(ты...), кто, кто-то, кто-нибудь, никто..., словен. jaz (ti...), kdor, kdo,
nekdo и т. п. объединены семантическим признаком «лицо»; рус. что, что-то,
что-нибудь..., словен. kar, kaj, nekaj и т. п. объединяются на основании
семантического признака «предметность» и т.п. В такие же парадигматические
отношения вступают посессивные МО вроде рус. чей. См. рус. мой (твой...), чей,
чей-то, чей-нибудь, ничей и т.п. Некоторые расхождения между славянскими языками
определяются тем, входит ли МО типа рус. чей в парадигматический ряд с мой,
чей-то... или же с его, ее, их, т. е. с формами, выполняющими функции
притяжательного местоимения не только по отношению к лицу, но и к нелицу. См.,
например, рус. мой дом : его высота. Местоимения посессивные вроде мой, твой
выражают наличие посессивной связи в узком смысле между какой-либо субстанцией
и лицом, отсылая к данному лицу: мой дом, моя дочь, моя голова и т.п. В более
широком смысле они отсылают к лицу, отношение которого к референту другого
имени представлено как разновидность посессивной связи, но на самом деле
имеются в виду разного рода субъектные отношения: моя книга (==книга,
написанная мною); мой успех (=='я вел себя успешно'); мое возвращение (==я
вернулся); мое вознаграждение (==меня вознаградили == я был вознагражден) и
т.п. В отличие от посессивных местоимений вроде мой, твой, наш, ваш с
однозначной личной референцией местоимения его, ее, их кроме личной референции
(его дом, его возвращение) отличаются также референцией предметной в широком
смысле слова, т.е. отсылают к нелицам: длина предложения — его длина, вес книги
— ее вес, необходимость поисков — их необходимость и т.п.
Будучи
употреблено как вопросительное или неопределенное, местоимение вроде рус. чей,
чья, чье, чьи всегда опирается на наличие признака «лицо», т.е. предполагает
соотнесенность с неопределенным лицом: Чья это книга? В этом отношении
славянские языки абсолютно сходны, см. чеш. Čí je to dítĕ?;
серб.-хорв. Čije su to knjige? и т.п. Относительное же местоимение чей и
т.п. ведет себя в славянских языках по-разному.
Хотя
во всех славянских языках налицо такое МО (либо имеется МО, образованное от
вопросительного посредством суффиксации, либо МО совпадает с
вопросительным/неопределенным) — см. рус. чей, укр. чиц, блр. чый, чеш.
čí, словац. čí, польск. czyj, в.-луж. čehož,
н.-луж. cejiž, серб.-хорв. čiji, словен. čigar, болг. чийто,
макед. чиj (што) (в словенском и верхнелужицком МО представляет собой по форме
род. падеж; в македонском форма с -што факультативна), — славянские языки
отличаются друг от друга как тем, включено ли указанное МО в парадигматический
ряд вместе с мой, твой и т. п. или же в парадигматический ряд вместе с
местоимением притяжательным 3-го лица, так и тем, насколько широко употребляются
другие МО, способные выполнять функцию МО в широком смысле слова.
Расхождения
между славянскими языками — в сфере относительных предложений — определяется
тем, входит ли МО посессивное в парадигматический ряд вместе с МО вроде кто или
который. Разница между МО кто и который заключается в том, что референция МО
кто всегда личная, в то время как референция МО который является
немаркированной, т.е. предметной в широком смысле слова, в том числе и — в
зависимости от контекста — личной. МО с чисто личной референцией вводят
придаточные относительные предложения, употребление которых основывается на
презумпции наличия некоторого множества лиц («по крайней мере одно»), любое из
которых соотносимо с предикатом придаточного предложения (указанная предикативная
связь отнесена говорящим к сфере импликаций). В результате референциального
тождества какого-либо N главного предложения и лица, к которому отсылает МО
(рус. кто, словен. kdor и т. п.), N главного предложения посредством МО
соотнесено также с предикатом придаточного предложения, самостоятельная
коммуникативная функция которого снята.
В
славянских языках имеется несколько разновидностей указанного рода сложных
предложений с относительными придаточными. Общеславянский характер носит
сложное предложение с препозицией придаточного вроде рус. Кто еще не начинал,
спешил отбить косу, серб.-хорв. Ко je bez greha, neka se prvi baci kamenom,
болг. Който има за кола, има и за сервиз, чеш. Kdo se bojí, nesmí do lesa и т.п.
Общеславянский
характер носит также сложное предложение, главное предложение которого содержит
анафорический эквивалент МО кто, т.е. или указательное местоимение, или же
местоимение 3-го лица (так в болгарском и македонском, факультативно также в
сербскохорватском, словенском и словацком, не исключено местоимение 3-го лица
также в чешском); рус. Кто не видел киевской осени, тот никогда не поймет
нежной прелести этих часов; словен. Kdor med vami je največji lenuh, ta
naj postane kralj; Kdor bo ugriznil v to pecenko, mu bo mast kar curljala po bradi;
болг. Който не работи, само той не бърка и т.п., а также с контактным
положением анафорического и относительного местоимений: рус. Победителем выйдет
тот, у кого крепче нервы; серб.-хорв. То nije malo onom ko zna neposrednost i
površinu и т.п.
В
славянских языках имеется также тип сложного предложения с относительным
придаточным как с ориентированной анафорической связью, так и без нее 2,
МО которого имеет ту же референцию, что и контактное с придаточным имя
существительное в главном, т.е. оно выполняет отождествляющую функцию
(индивидуальную либо видовую), и в зависимости от контекста его фактическая
референция может представляться как неопределенной, так и определенной. Эта
функция связана в славянских языках с МО вроде рус. который или серб.-хор.
koji, отчасти также с «абсолютными» МО (АМО), см. рус. который, укр. котрий,
блр. каторы (в белорусском и украинском ту же функцию выполняет также МО
якi/який), чеш. který, польск. który, словац. ktorý,
в.-луж. kotryž, н.-луж. kotaryž, словен. kateri, серб.-хорв. koji,
болг. който, макед. koj (што) (болг. който и макед. кojштo являются
эквивалентами рус. кто и который). Если с МО кто связана только личная
референция, а с МО вроде рус. что, польск. со — предметная в узком смысле
слова, то МО вроде рус. который и т.п. связаны с предметной референцией в
широком смысле слова, т.е. они выполняют отождествляюще-анафорическую функцию
по отношению как к наименованиям лиц, так и предметов в самом широком смысле, в
том числе абстрактных понятий: рус. Плох тот художник, который рисует людей,
как на лубочных картинках; Дивизия, в которой он был комиссаром, воевала у
Ярцева; серб.-хорв. То je rekao i pisar koji me je saslušao и т.п. В
восточнославянских языках иногда МО вроде рус. кто встречается в позиции,
закрепленной за МО который 3; см., например: рус. В очередном письме
он сообщил даже «метеорологическому сержанту», кому единственному поверял
теперь свои горечи, что...; укр. Де Аркадiй Соун, мiй товариш, по пiдкопу i
карцерах, з ким разом я увiйшов у maбip смертi, не знаю и т.п.
МО
притяжательные, т.е. МО вроде рус. чей, болг. чийто и т.п., закреплены в
славянских языках в первую очередь за относительными предложениями с
универсальной референцией к лицу, т.е. они отсылают к неопределенному лицу
вообще. Таковы, например, рус. Чей хлеб кушаю, того и слушаю; чеш.
Čí chleba jíš, toho píseň zpívej,
словен. Čigar prejo prela, tega kruh jela и т. п. Указанная разновидность
сложного предложения известна всем славянским языкам; правда, например,
болгарский избегает ее и предпочитает в данном случае ориентированную
анафорическую связь вроде Ще пееш песента на този, чийто хляб ядеш и т. п.
На
фоне универсальной личной референции выделяются такие же сложные предложения с
неуниверсальной личной референцией, например: Чья свеча заплывет дальше, та
девушка будет счастливее всех. Неопределенная референция касается какого-либо
элемента класса, названного существительным в главном предложении. Указанная
разновидность относительного придаточного характерна для восточнославянских
языков, другие же славянские языки ограничивают сферу употребления
соответствующих МО универсальной личной референцией.
В
восточно- и южнославянских языках МО вроде рус. чей вводят атрибутивные
относительные предложения, т.е. предложения, в которых посессивное местоимение
представляет собой соответствие МО типа который. В отличие от западнославянских
языков, в которых представлена лишь разновидность относительного придаточного,
соотнесенного с анафорическим местоимением в главном, например: чеш.
Zvítĕzí ten, či kůň dobĕhne první,
польск. Szanuj tego, czyj chleb jesz и т. п. (МО посессивное входит здесь в
парадигматический ряд с МО kdo и не выходит за пределы неопределенной
референции), в восточно- и южнославянских языках представлены относительные
придаточные предложения с посессивным МО, выполняющие атрибутивную функцию в
собственном смысле слова. В таких предложениях МО типа чей, как и МО типа
который, само по себе не указывающее на определенность референции, не исключает
ее, что вытекает из определенности референта имени в главном предложении,
тождество референции с которым МО выражает. В восточнославянских языках
указанная функция ограничена атрибутивными МО, соотнесенными в главном
предложении с названиями лиц, см., например: рус. Самыми счастливыми считались
те девушки, чей венок попал в водоворот; блр. Хто ж такi Мартын Рыль, чый арышт
узрушыў новага
войта? и т. п. Сюда же примыкает и словенский: možatost Carlina Palumba,
čigar obraz je tako okropel, da bi... и т. п. В русском языке такое
употребление считается книжным.
На
фоне общего ограничения употребления МО типа чей лишь контекстами с личной
референцией, затрагивающего все северные славянские языки и словенский, иная
картина наблюдается в южнославянских языках (за исключением словенского). Здесь
МО посессивное вроде серб.-хорв. čiji отсылает не только к лицу,
наделенному той же референцией, что и соотнесенное с МО имя существительное в
главном, и, следовательно, выполняющему функцию посессора в узком либо широком
смысле слова: оно отсылает вообще к субстанции, вступающей в посессивные
отношения в широком смысле, т.е. в оформляемые при помощи посессивных
местоимений отношения, независимо от того, идет ли речь о собственно
посессивной связи или нет. См., например: серб.-хорв. Austrijski konzul, о
čijem dolasku se odavno govorilo, još ne dolazi; odeven u kapu,
čiji su se krajevi mogli spustiti na uši; Drvenim hodnikom, čije
su daske odjekivale, žustri koraci se udaljiše; болг.: един факт,
върху чийто фон се разгръща следващото действие и т.п.
Очевидно,
что в восточнославянских (шире — вообще в северных славянских языках), а также
в словенском МО притяжательное типа чей входит в парадигматическую связь с кто,
в то время как в южнославянских языках (кроме словенского) то же МО входит в
парадигматическую связь с МО вроде серб.-хорв. koji, koja, koje или же с
посессивными местоимениями вроде серб.-хорв. njegou, njein, njihov, для которых
личный/неличный характер референции не релевантен (см., например, серб.-хорв.
politički odnosi se ne mogu odvajati od njihove ekonomske baze и т. п.).
Таким образом, область посессивных отношений, выражаемая посессивными МО типа
чей, в восточнославянских языках, а также в словенском (не говоря уже о
западнославянских), с одной стороны, и в южнославянских (кроме словенского) — с
другой, неодинакова, что непосредственно сказывается на сфере использования
других МО, способных выражать посессивные отношения в широком смысле слова,
т.е. закономерно вызывает их употребление.
В
славянских языках в целом ряде случаев в качестве средства, способного в
контексте передавать посессивные отношения, представлен род. падеж
«синтаксического существительного» независимо от его личной/предметной
референции. Аналогичную функцию в рамках сложного предложения с придаточным
относительным выполняет род. падеж МО типа рус. который, серб.-хорв. koji,
референция которых тоже не ограничивается одними только лицами. В
восточнославянских языках, а также в словенском употребление род. падежа МО
указанного рода является единственным способом передачи посессивных в широком
смысле слова отношений за пределами личной референции; в западнославянских
указанное средство охватывает не только область предметной референции, а также
область референции личной вследствие весьма ограниченного употребления МО типа
чеш. či, польск. czyj и т.п. См., например: рус. Тут же он пересел на
другой танк, командир которого был убит; Она сказала ему что-то про молодого
поэта, стихи которого ей понравились; блр. На участку суседняга палка, траншэи
якога iдуць па пагорку...; укр. величнiсть мети, досягнення якої вимагае
жертв; польск. Zobazcyłem tarn też horyzont, którego istnienia
nawet nie podejrzewatem; словац. Spoza skleného okienka sleduje Petra a
Veroniku vrátnička, ktorej pohładu nič neujde; в.-луж.
Heydrich, kotrehož mjeno tež pod zasudźenskim pismom Marje
Grólmusec steji... и т.п.
Аналогично
другим славянским языкам ведет себя также чешский; вместо основного
атрибутивного МО který здесь употребляются формы притяжательного МО,
соотнесенные с атрибутивным МО jenž, т.е. jehož, jejíž,
jejichž 4: Ноrа, jejíž vrcholek vidíme v
dáice; To je můj známý, jehož syn se
nedávno přiženil do vsi и т.п. Чеш. jehož,
jejíž, jejichž представляет собой в основном средство языка
литературного в узком смысле слова.
Родительный
посессивный МО вроде серб.-хорв. koji известен также на славянском юге,
несмотря на то что посессивные МО вроде серб.-хорв. čiji (за исключением
словенского) выходят далеко за пределы посессивных отношений с личной
референцией. Указанная форма характерна не только для словенского,
ограничивающего область употребления МО čigar личной референцией; она
отмечается также в грамматиках сербскохорватского 5 и болгарского
языков — в болгарском в виде предложного сочетания 6. См.,
например: словен. Visoka
vrata, katerih krila so bila razprta, серб.-хорв. Khjaz če se morati osloniti na
ljude kojih namere nikako nisu izvesne (M. Стеванович характеризует такого рода посессивные конструкции как в некотором смысле архаические, П.А. Дмитриев считает их редкими 7).
Наличие
посессивного род. падежа МО типа рус. который, серб.-хорв. koji не является
дифференциальным признаком, на основании которого можно группировать славянские
языки (если оставить в стороне частотность такого употребления и положение в
чешском, где форма жен. рода jejíž ведет себя как прилагательное).
Дистинктивную функцию в рамках славянского языкового мира выполняет позиция
родительного, конкретно — его препозиция или постпозиция по отношению к
определяемому имени в пределах относительного придаточного. На этом основании
выделяется группа восточнославянских языков с характерной для них постпозицией
род. падежа МО, например: рус. Та сопка, на вершине которой он был утром,
оказывается, имеет в себе медь; блр. На яго вачах адбывалася развязка вяликага
змагання, сэнс якога ён не мог ахапiць; укр. вузька скеляста розколина, отвiр
якої я не
вгледiв... и т.п. К восточнославянским языкам в некотором смысле примыкают
южнославянские (за исключением словенского), например серб.-хорв.: Upoznali smo
čovjeka u srcu kojega gori ljubav prema narodu 8. Сказанное
отчасти относится также к словацкому: Nemyslela som takého boha,
predstava akého a rozosmiala и т.п.
Западнославянские
языки отличает препозиция род. падежа МО. Единственно возможной является
препозиция чеш. jehož, jejíž, jejichž 9 она
характерна для верхнелужицкого (kotrehož N) и польского (którego
N), а также имеет место в словацком (ktorého N). Препозиция характерна и
для словенского (katerega N) и не исключена в сербскохорватском (kojega N).
Следовательно, словацкий и сербскохорватский представляют собой с этой точки
зрения переходное состояние. См., например: польск. Zamknąłem
się w pokoju, którego ściany były wyłożone
korkiem; Zobaczyłem tam też horyzont, którego istnienia nie
podejrzewałem; словац. žena, ktorej práca je príkladna;
словен. vplivni ljudi, katerih otroci so se zbirali ṕri Adi; серб.-хорв. osloniti se na ljude
kojih namere nisu izvesne и т.п. 10
Оказывается,
таким образом, что часть славянских языков препозицией МО акцентирует его
синтаксическую функцию связующего средства, равно как и средства,
сигнализирующего о референциальном тождестве МО и N в рамках главного
предложения, в то время как другие славянские языки — в случае постпозиции МО —
акцентируют, скорее, внутреннюю функцию МО в рамках самого относительного
придаточного, выдвигая как будто бы на первый план посессивную в широком смысле
слова функцию род. падежа и лишь на втором плане — в форме МО типа рус. который
— отмечая его функцию анафорического связующего средства.
Необходимо
отметить, что часть славянских языков распространила на область МО с
посессивным значением АМО, т.е. неизменяемое по форме МО, отношение между
референтом которого и предикатом выражается формами личных местоимений. В
случав выполнения таким МО посессивной функции о ней сигнализируется формой
посессивного местоимения 3-го лица. Особенно примечательно с этой точки зрения
положение в словенском: da bi v imenu IOOF stopila v stik naša delegacija,
ki njeni člani za zdaj ne bi pripadali izvršnemu odboru; Mrtev je
tudi župnik Janez Rastresen, ki je njegova smrt še bolj hesmiselna и
т.п. Такие же примеры можно привести из сербскохорватского, где наряду с
посессивным местоимением можно употребить так называемый дательный посессивный:
Soda sasvim jasno vidimo kulu što smo joj iz daljine nazirali same obrise
11. Как в словенском, так и в сербскохорватском указанное
употребление является в стилистическом отношении беспризнаковым, чего нельзя
сказать, например, о тех же конструкциях в чешском, несмотря на то что
посессивные МО вроде jehož представляют собой средство книжное, т.е. в
устной речи они не употребляются, по крайней мере в разговорном языке. АМО в
сочетании с посессивным местоимением лимитировано областью придаточных
относительных предложений, выполняющих ограничительную функцию, причем в силу
своей стилистической специфики такие конструкции не выходят за рамки
разговорного языка: То je ten pán, со jeho pes pokousal nedávno
Vaška и т.п. Лишь в качестве субстандартного средства можно было бы
употребить конструкции с АМО и посессивным местоимением также в других славянских
языках, которые относительно широко употребляют — по крайней мере в разговорном
языке — АМО в сочетании с формами личного местоимения 3-го лица.
Список литературы
1
Topolińska Z. Соодносот помегу прашалните и релативните заменки во
македонскиот литературен jaзик // Прилози МАНУ, II/1. Ckonje, 1971.
2
См.: Русская грамматика. М.: Наука, 1980. Т. 2. С. 513.
3
Там же. С. 525.
4
Указанные формы восходят к род. падежу МО, и, за исключением формы жен. рода.
jejíž, они так и ведут себя, т.е. остаются неизменными, в то время
как форма jejíž (род. п. жен. р. МО jež регулярно имеет форму
jíž/níž) вторично оформилась как склоняемая
разновидность прилагательного с мягкой основой типа jarní аналогично
посессивному местоимению 3-го лица (jeho, její, jejich; její склоняется
— jejího, jejímu...).
8
См.: Стевановић M. Савремени српскохрватски jeзик. 2: Синтакса. Београд,
1969. С. 818 и след.
6
«Грамматика на съвременния български книжовен език» (3: Синтаксис. София, 1983.
С. 311) приводит на който в качестве синонима чийто, отмечая, что отдельные
современные писатели совсем избегают употребления МО чийто, «макар че тези
изречения са по-компактни от изреченията с на който»; примеры посессивного на
който не приведены.
7
Дмитриев П. А. Особенности построения сложного предложения с определительным
придаточным в сербохорватском языке // Учен. зап. ЛГУ. 1958. # 250. С. 107.
8
Указанная разновидность посессивной конструкции, отражающая положение в
хорватском, приведена на втором месте, вслед за čiji, без комментариев в
кн.: Barić Е. et al. Priručna gramatika hrvatskoga
književnoga jezilca. Zagreb,
1979. С. 398.
8
Следствием этого является развитие формы жен. рода jejíž в
направлении к склоняемой разновидности прилагательных типа jarní.
10
Постпозицию МО в сербскохорватском П.А. Дмитриев считает по сравнению с
препозицией более поздним явлением (см.: Дмитриев П.А. Указ. соч. С. 107).
Нельзя, однако, относить к постпозиции посессивного МО употребление МО koji в
сочетании с номинативной группой, выполняющей на самом деле функцию предложного
средства: načela na osnovu kojih treba... (см. там же). Аналогичное
явление наблюдается в польском: Ale kolega Gluś urządził pokaz pokazowy, w
wyniku którego cały nasz dom stanął pod zarsutem...
11 Barić Е. et al. Op. cit. C. 397.