Статья: Гельвеций
Статья: Гельвеций
А.А. Гусейнов
Имя
Клода Адриана Гельвеция (Claude Adrien Helvetius, 1715-1771) в наше время,
возможно, не так популярно, как имена Вольтера, Дидро или Руссо, хотя он,
несомненно, относится к кругу наиболее видных французских просветителей. При
жизни он воспринимался во Франции как один из наиболее радикальных мыслителей и
по праву считается одним из идеологов Французской революции. Именно материалист
и атеист Гельвеций предложил наиболее разработанную в рамках французского
Просвещения теорию морали, развернутую на фоне непримиримой критики
существующих нравов, в первую очередь, аристократических и церковных.
Перу
молодого Гельвеция принадлежат, помимо литературных произведений, небольшие
эссе, написанные в жанре посланий - "О любви к знанию", "Об
удовольствии" (1738), "О надменности и лени ума", "О
ремеслах" (1740); а так же небольшие фрагменты "О суеверии",
"О себялюбии", "О роскоши". В эти же годы он пишет поэму
"Счастье", которая была опубликована посмертно (1772). В 1758 г. было
опубликовано одно из основных произведений Гельвеция - книга "Об
уме". Книга сразу вызвала бурю негодования со стороны иезуитов и
янсенистов. Критика была столь угрожающей, что Гельвецию, дабы избежать суда
или эмиграции, пришлось пойти на двукратное отречение, которое сыграло свою
роль исключительно благодаря его связям в высшем свете. В том же году книга
была запрещена Сорбонной, осуждена парижским архиепископом, Папой Римским и,
наконец, приговорена Парижским парламентом к публичному сожжению. С совсем
других позиций многие идеи подверглись критике со стороны большинства
просветителей, в том числе Вольтера, Руссо, Дидро. Спустя некоторое время
Гельвеций начал работу над другим своим трудом - "О человеке, его
умственных способностях и его воспитании", который вышел в свет после
смерти автора, в 1772 г. в Лондоне.
Понимание
этики. Оба произведения Гельвеция пронизаны этической проблематикой. Сам
Гельвеций пишет в первых строках трактата "Об уме": "Знание
ума... так тесно связано со знанием сердца и страстей человеческих, что нельзя
было писать о нем, не затрагивая хотя бы той части этики, которая обща людям
всех наций" [1]. Однако Гельвеций особенным образом понимает этику. Он
одновременно говорит об этике как науке - науке, аналогичной "всем другим
наукам", т.е. естественным наукам, и об этике как сфере общественной
жизни, наряду с политикой, и об этике как принципах поведения. Во французской
философии того времени еще не дифференцируются специальное, философское и
обычное знание о морали, а знание о морали воспринимается в единстве с
практическим моральным опытом.
Несистематически
Гельвеций устанавливает следующие требования к этике как исследованию
нравственности. Во-первых, в этике недопустимо оторванное от жизни умозрение.
Идеалом для этики должна стать "экспериментальная физика" - в том
смысле, что, как и в физике, в этике следует восходить от фактов к причинам
[2]. Во-вторых, моральные факты должны браться не изолированно, а в их
историческом развитии - нравственность должна пониматься исторически. Последнего,
по мнению Гельвеция, не хватало Монтеню - писателю, которого он высоко ценил,
при том, что в изучении нравов Монтень сделал гораздо больше, чем платоники (и
под платониками Гельвеций вполне мог иметь в виду Шефтсбери), которые, не желая
знать фактов, доверяют только абстрактным рассуждениям [3]. В-третьих, в
изучении нравственности следует опираться на ум, а не на интуицию. В-четвертых,
этика должна принимать во внимание социальные и политические условия, в которых
живут и действуют люди; действительное понимание нравственности невозможно без
широкого исследования нравов различных народов [4].
1
Гельвеции. Об уме [Предисл.] // Гельвеции. Соч.: В 2 т. / Сост., общ. ред.,
вступит, ст. Х.Н. Момджяна. М., 1973. Т. 1. С. 145.
2
Там же. Гельвеции. О человеке [II, IX] // Гельвеции. Указ. соч. М., 1974. Т. 2.
С. 97; Там же [II, Прим. 17]. С. 158.
3
Гельвеции. Об уме [II, XIII] // Указ. соч. С. 242-243.
4
Там же [И, XVI]. С. 262; [Ш, IV]. С. 344.
Основа
морали. Частный интерес. Как говорилось, теория морали Гельвеция носит
разветвленный характер. Он не ограничивается указанием на основание
нравственности и установлением ее общего принципа, но старается проследить
действие этих начал в различных сферах общественной жизни, у разных социальных
групп или на материале нравов разных народов. Тем не менее, было бы
преувеличением считать, что его моральная теория цельна и непротиворечива.
Теоретически интересна естественная для Гельвеция тенденция рассматривать в
единстве вопросы объяснения морали и критерия моральности. Однако в
действительности Гельвеций не придает значения разности этих исследовательских
задач, а это их спонтанное объединение есть результат его Невнимания к
методологическим вопросам такого рода.
В
молодости Гельвеций зачитывался яркими произведениями французских моралистов.
Особенное влияние на него оказал Франсуа де Ларошфуко (1613-1680) своими
взглядами о роли себялюбия (amour-propre) в жизни человека. Себялюбие,
стремление к частной выгоде, согласно Ларошфуко, является единственным
действенным источником человеческих поступков. Если что и ограничивает его, так
это тщеславие - т.е. иное выражение того же себялюбия [1]. Гельвеций принимает
этот взгляд на человека; правда, в отличие от Ларошфуко, Гельвеций считал, что
себялюбие является источником не только порока, но и добродетели [2].
Себялюбие
неоднородно. В себялюбии выражаются потребности человека и его интересы. В
общем Гельвеций не различает специально эти факторы поведения, но из его
высказываний можно сделать вывод о том, что человек стремится к наслаждению и
выгоде и отвращается от страдания и вреда. Потребности отражают его отношение к
наслаждению и страданию, интересы - к выгоде и вреду. Гельвеций утверждает, что
в человеке есть "врожденное начало", особая способность -
"физическая чувствительность", позволяющая ему чувствовать физические
наслаждения и страдания. Поэтому первейший источник деятельности - голод, но
самый могучий ее источник - любовь [3]. Физическая чувствительность,
проявляющаяся именно в чувствительности к удовольствиям и страданиям, есть
"единственная причина наших действий, наших мыслей, наших страстей и нашей
общительности" [4]. Страх, стыд, совесть, любовь к себе и любовь к
независимости, - все это следствия физической чувствительности.
1
См.: Ларошфуко Ф. де. Максимы и моральные размышления / Пер. Э. Линец-кой. //
Размышления и афоризмы французских моралистов XVI-XVIII веков / Сост., вступ.
ст., примеч. Н. Жирмунской. Л., 1987, в особенности афоризмы 7, 261, 264, 563,
578, 582.
2
Гельвеции. Об уме [I, IV] // Указ. соч. С. 174.
3
Гельвеции. О человеке [II, X] // Гельвеций. Соч.: В 2 т. М., 1974. Т. 2. С.
100-101. Нужно оговорить, что Гельвеций в духе своего времени говорит о
"любви к женщинам", т.е. человек, которому посвящен его трактат, это
мужчина (хотя в нем немало интересных замечаний и о женщинах, сделанных в
порядке дополнений); а любовью он называет сексуальное влечение.
4
Гельвеций. О человеке [II, VII]. С. 86.
Желание
удовольствия, удобства и пользы влечет человека к созданию сообществ. Импульс,
толкающий человека к общению и сотрудничеству с другими людьми, Гельвеций
называет уже частным интересом. И хотя выше были приведены его слова о том, что
физическая чувствительность порождает в человеке общительность, - общительность
есть результат действия физической чувствительности в особой ее форме - форме
частного интереса. Частный интерес - непосредственный мотив образования
сообществ и заключения договоров [2].
Частный
интерес это подлинный властитель в мире людей. Он лежит в основе всех
человеческих решений и деяний. Он сродни закону природы: "Если физический
мир подчинен закону движения, то мир духовный не менее подчинен закону
интереса" [3]. Следуя своему частному интересу, человек стремится как к
личной выгоде, так и к благу другого человека [4]. Исходя из своего интереса,
человек определяет, в чем состоит добро, честность, справедливость и
добродетель. Так же и доброжелательность к другим людям есть результат
себялюбия, и они тем более доброжелательны, чем более полезными для себя
считают тех, по отношению к кому доброжелательность выражается. В этом смысле
люди ни добры, ни злы от рождения; они адекватны тем отношениям, которые их
соединяют с другими людьми.
Эти
положения Гельвеций высказывает в прямой и довольно резкой полемике [5] с
Шефтсбери, считавшим, что человек от природы не только себялюбив, но и
доброжелателен. И эта полемика вполне доказывает, что рассуждения Гельвеция о
роли физической чувствительности и частного интереса прямо относятся к морали.
2
Гельвеции. Об уме [III, IV]. С. 343. Вместе с тем, в "О человеке"
Гельвеций говорит, что "всякий интерес сводится в нас к поискам
удовольствий" ([II, XVI]. С. 125), что еще раз свидетельствует о том, что
Гельвеций не проводил строго разделения между физической чувствительностью и
частным интересом.
3
Гельвеции. О человеке [II, II]. С. 186.
4
Эта идея впоследствии будет повторена Н.Г. Чернышевским в философском
романе-утопии "Что делать?": разумный эгоист помогает нуждающемуся и
страждущему, следуя себялюбию: вид чужого страдания лично неприятен разумному
эгоисту.
5
Гельвеции. О человеке [V, 3] // Указ. соч. С. 263.
Но
у самого Гельвеция отнесенность этих положений к теории морали оказывается под
вопросом из-за привнесения в рассуждение существенно новой идеи -
общественного, или общего интереса.
Критерий
нравственности. Общий интерес. Наряду с неоднократными замечаниями относительно
того, что нравственные представления относительны и обусловлены частными
интересами людей, Гельвеций развивает мысль, что все-таки есть иное мерило
добра и зла, чем частный интерес, и это мерило - общий интерес. Сначала
Гельвеций указывает на то, что в отдельном сообществе [1] нравственные оценки
утверждаются в соответствии с тем, что полезно и вредно для данного сообщества.
Но здесь еще не происходит существенного сдвига в нравственном рассуждении: интерес
сообщества - это тот же частный интерес. Более того, частный интерес отдельных
сообществ ' хуже личного интереса, поскольку им отрицается как общественный
интерес, так и личный интерес. Поэтому, прояснив содержание частного интереса
отдельных сообществ [2], Гельвеций все-таки указывает: "во всяком
отдельном сообществе личный интерес есть единственный критерий достоинства
вещей и личностей" [3]. Вопреки давлению окружения личность должна
отстаивать свое достоинство.
И
здесь Гельвеций начинает говорить на несколько другом языке. В его рассуждениях
появляются понятия "благородное тщеславие", "высокие идеи",
"истинная добродетель", "подлинная цель нравственности".
Люди обычно понимают добродетель сообразно своей выгоде, но истинная
добродетель во все времена и во всех странах заключается в "поступках,
полезных обществу и сообразных с общим интересом" [4]. За разным
пониманием добродетели можно проследить и различные личностные типы:
большинство признают лишь то, что сообразно их себялюбию, но есть и такие люди,
которые "одушевлены высокими идеями и открыты новым истинам, и они во всем
к ним стремятся" [5]. Для таких людей и в этом более возвышенном
ценностном контексте и добро, и честность, и справедливость, и добродетель уже
определяются в соответствии с тем, отражается ли в них общий интерес.
1
Под отдельным сообществом Гельвеций понимает главным образом семью и
родственный клан. Но судя по тому, что, говоря об отдельном сообществе, он
упоминает также и "большой свет", речь в широком смысле идет о любых
образованиях внутри общества, - тема довольно распространенная в общественной
мысли Нового времени, начиная с Гоббса.
2
Гельвеции. Об уме [II, V-VII] // Указ. соч.
3
Там же [II, VII]. С. 214.
4
Гельвеции. О человеке [II, XVII] // Указ. соч. С. 132.
5
Там же [IV, IV]. С. 188-189.
В
связи с приведенными рассуждениями Гельвеция возникает естественный вопрос о
природе общего интереса. Если в основе частного интереса лежит в конечном счете
физическая чувствительность, то что лежит в основе общего интереса? Согласно
Гельвецию, общий интерес представляет собой "совокупность частных
интересов" [1]. Такое понимание общего интереса как будто вытекает из
социально-договорной концепции общества: люди взаимоупорядочивают свои частные
интересы, вступая в соглашения. Но в то же время Гельвеций пишет, что
соглашения заключаются на основе общего интереса, и это значит, что общий
интерес существует самостоятельно. Если признать возможной аналогию между
индивидуальным и общественным организмом, то можно сказать, что общий интерес -
это то, что отвечает потребностям общественного организма, общества как целого.
Учение
о добродетели. С этих позиций Гельвеций формулирует свое учение о добродетели.
В этом учении следует выделить три положения. Во-первых, добродетель может
рассматриваться как выражение частного интереса, но только в том случае, если
частный интерес совпадает с общественным интересом. Иными словами, речь идет о
добродетели как добродетели людей, соединенных в общества, которые управляются
законами. Такая добродетель заключается в жертве частным интересом во имя
общественного [2]. Во-вторых, добродетель выражается в знании и выполнении
взаимных обязательств, т.е. добродетель всегда обнаруживается в обществе, а до
возникновения общества у людей и нет понятий о добре и зле [3]. В-третьих,
добродетель заключается в "стремлении к всеобщему счастью", и если
рассматривать добродетель с императивной точки зрения, то ее смысл будет
заключаться в том, чтобы предложить людям средства для достижения этой цели
[4].
1
Гельвеции. Об уме [III, IV // Указ. соч. С. 344.
2
Гельвеции. О человеке [VII, Прим. 9]. С. 372; [V,V]. С. 272.
3
Там же [II, Прим. 12]. С. 157.
4
Гельвеции. Об уме [II, XIII] // Указ. соч. С. 243.
Очевидно,
что принимая во внимание сказанное, никак нельзя характеризовать этику
Гельвеция как этику эгоизма.
Роль
законов и воспитания. Общее счастье должно стать, по Гельвецию, важнейшей целью
для законодателя. Законодательная политика в руках мудрого правительства должна
строиться таким образом, чтобы люди направлялись к действиям, посредством
которых они одновременно удовлетворяли бы свой частный интерес и осуществляли
добродетель.
Но
необходимо изменение общественного мнения о добродетели. Высший свет лицемерно
усматривает добродетель в целомудрии и пристойности нравов, усматривая
наибольший порок в стремлении к чувственным удовольствиям. Солидаризируясь с
Мандевилем, Гельвеций требует признать, что роскошь, а не "строгость
нравов, несовместимая с любовью к роскоши", полезна для Франции. Благо
национального процветания Франции от торговли и поощрения роскоши
"совершенно несоизмеримо с чрезвычайно малым вредом, причиняемым любовью к
женщинам" [1]. А для того, чтобы менялись нравы и добродетель, необходимо
изменение законов, ибо в них скрыты действительные пороки народа.
Раз
все люди стремятся к счастью, необходимо, по Гельвецию, сделать так, чтобы их
личная выгода соединялась с общей. Помимо изменения законов важно правильно
построить систему воспитания. Более половины книги "О человеке"
посвящено проблемам воспитания, в том числе в полемике с Руссо. Воспитание,
считал Гельвеций, является определяющим фактором в формировании индивида, - что
стало предметом решительной критики со сторорны Д. Дидро [2]. Воспитание
правильно, если формирует такое представление о личном счастье, которое было бы
в сознании человека тесно связано с счастьем его сограждан, - так, чтобы любовь
к ближнему в каждом человеке была бы результатом его любви к себе [3].
1
Гельвеций. Об уме [II, XV]. С. 260-261.
2
Дидро Д. Последовательное опровержение книги Гельвеция "О человеке"
// Дидро Д. Соч в 2 т. Т. 2. М., 1991.
3
Гельвеции. О человеке [V, III] // Указ. соч. С. 265.
Необходимость
мудрых законов и правильного воспитания свидетельствует, считал Гельвеций, о
том, что люди изначально не добры (как и не злы) и что, стало быть, Руссо
заблуждался в своем понимании природы человека.
Обобщая
сказанное, следует указать на следующие характеристики этики Гельвеция:
во-первых, говоря об эгоистическом и нравственно-общественном человеке,
Гельвеций по существу развивает одну из морально-философских традиций в
новоевропейской философии, согласно которой нравственность является продуктом
общества, точнее же, творением самих людей. Во-вторых, поскольку нравственность
может быть и должна быть предметом воспитательного и, в особенности,
законодательно-политического воздействия и без соответствующей
социально-правовой организации невозможно добиться от человека добродетели,
постольку Гельвеций приходит к социологическому пониманию нравственности, в
котором не остается места для свободы личности и автономии человеческoго духа.
Но в нем не было места и Богу. Именно в этике Гельвеция было доведено до конца
постепенное освобождение морали от религии, начатое П. Бейлем. В-третьих,
поскольку природное себялюбие человека должно быть трансформировано посредством
воспитания в благородное себялюбие, а эгоизм следует подвергнуть просвещению, -
высшим проявлением индивидуальной нравственности оказывается, по Гельвецию,
разумный эгоизм. Наконец, в-четвертых, выдвигая принцип общего счастья, Гельвеций
на уровне нормативно-этической программы приходит к формулировкам, ставшим
впоследствии основополагающими в утилитаризме. Последнее позволяет
рассматривать Гельвеция в качестве прямого предшественника этики утилитаризма -
И. Бентама и Дж. Милля, а на русской почве - Н.Г. Чернышевского.